Я почувствовала лёгкое дуновенье ветерка. Арслан бросил меня на кровать, становясь на колени между моих ног. Дрожь нетерпения прошлась по моему телу.

— Сейчас, малышка, сейчас, — пообещал он, стаскивая с меня штанишки. — Рахман, выйди и закрой эту чёртову дверь с обратной стороны. Немедленно!

Они уехали следующим утром. Никто не позвал меня их проводить, поэтому я смотрела из-за шторы в окно спальни не став спускаться вниз. Впрочем, Роман не поднялся, чтобы попрощаться со мной и ни разу не взглянул наверх, садясь в машину. Когда та скрылась за руинами домов в конце улочки, я опустилась на ковёр, здесь же у окна и разрыдалась.

— Ты спасла ему жизнь, — Арслан бесшумно вошёл и сел на кровать. — Эта война обречена, а Роман всегда идёт до конца. Впрочем, ты ещё можешь догнать его.

— Нет, — приползя на коленях до кровати, я прижалась лицом к его ногам. — Он всегда был для меня ветром. Я сравнивала себя с песчинкой, летящей за ним по воздуху. Теперь песчинкой будет Джамиля. Я стала обгоревшим углём, выброшенным в грязную лужу посреди двора. Теперь любой прохожий может пройтись по мне ногами, если, конечно, захочет об меня испачкаться.

Положив руки мне на плечи, мужчина тряхнул меня с такой силой, что моя голова качнулась из одной стороны в другую.

— Я больше не хочу слышать ничего подобного, Эми! Никогда! Когда представится подходящий шанс, ты вернёшься домой! Без Романа. Я лично передам тебя в руки того человека, кому можно доверять на все сто!

Я рассмеялась:

— Домой? После всего, что я видела здесь? Да я с собственными родителями не смогу сесть за один стол! У меня больше нет дома, нет другой жизни. Только ты! Я буду с тобой до конца, до того момента, когда в твоём пистолете не появится предназначенная для меня пуля.

Бои усиливались. В доме мы провели зиму и весну, затем город был сдан. Теперь лагерь состоял из множества палаток, оттеснённый обратно к горам. И с каждым днём становилось всё тяжелее. Лагерь сменялся всё чаще и чаще. Наступила жаркое пыльное лето, сменившись дождливой осенью. Лагерь обосновался в небольшой деревне, где мы с Арсланом заняли один из нескольких весьма ветхих домиков. Несмотря на то, что мы с Арсланом ели из одной миски, и он всегда выбирал для меня лучшие кусочки, я чувствовала себя очень плохо. Рядом со мной почти постоянно находилась приставленная им женщина, и сегодня она что-то очень долго объясняла мужчине, постоянно кивая в мою сторону.

Присев рядом, он внимательно посмотрел на меня.

— Эми, а ты не чувствуешь себя странно?

— Я не понимаю.

— Не как обычно.

— Плохо мне всегда одинаково. Ты устал от меня, Арслан?

— Нет, Эми. Более того, я удивлён, как долго ты молча терпишь подобные неудобства, — возразил он. — Вернёмся к твоему самочувствию. Видишь ли, Мэриям уверенна в том, что ты ждёшь ребёнка.

— В смысле, беременна? — перевела я на более понятное для себя слово.

— Можно сказать и так. Наши женщины не используют это слово, но сам факт от этого не меняется. Я не могу припомнить, когда у тебя в последний раз были женские дни.

Я тоже не могла припомнить.

— После моего приезда сюда они стали идти нерегулярно. Роман говорил, что это от стресса, последствия моих проблем со здоровьем и так далее.

— Я не хочу, чтобы тебя осматривал лагерный врач. Лучше достать тест на беременность.

Тест определял не только наличие или отсутствие интересного положения, но и показывал срок в неделях. Моё положение он оценил в десять-двенадцать недель. Арслан увидел цифры ещё раньше меня, так как сразу забрал миниатюрный датчик.

— Это значит, что я с кем-то спала за твоей спиной? — негромко проговорила я. Никаких эмоций не осталось, даже слёзы пересохли.

— Я никогда не говорил, что не могу иметь детей. У меня их нет, но это не значит, что их быть не может. А, учитывая, что предохранялись мы с тобой весьма кустарно…. Наверное, подсознательно я с самого начала хотел от тебя сына. И могу понять, что эта новость не обрадовала тебя так, как меня, — мягким, почти незнакомым мне тоном произнёс мужчина.

Я подумала, что ослышалась.

— Ты рад ребёнку?

— Да, Эми, я рад и хочу, чтобы этот ребёнок родился. Моё и твоё дитя.

— Значит, он родится, — ответила я, понимая, что этого не произойдёт. Даже, если меня завтра не убьёт шальная пуля, ребёнка мне здесь не выносить. Собственной смерти я не боялась — логическое завершение последнего года моей жизни. Но в чём виноват ребёнок? Как в этом аду его вообще можно было зачать?

Война напоминала перекати-поле. Наёмники теряли свои позиции и вновь отступали к горам. Через несколько дней к нам приехал Саид, и они о чём-то долго говорили с Арсланом.

— Утром мы уходим, — сказал мне Арслан, ложась рядом со мной в узкой кровати. — Постарайся отдохнуть, дорога будет длинной и тяжёлой.

Я, Арслан и ещё с десяток бойцов стали подниматься дальше в горы рано утром. Шли почти сутки, пока не оказались на ровной площадке, где нас уже ждал вертолёт.

Через некоторое время он приземлился на территории Турции. Конечной точкой нашего путешествия оказался домик для отдыхающих на территории какого-то отеля. Впервые за долгое время я смогла принять нормальную ванну, за стеной не раздавались автоматные очереди, и мы с Арсланом оказались наедине. Очень устав, я уснула, едва моя голова коснулась подушки. Зато утром меня разбудило ласковое поглаживание его рук.

— Выспалась? Как ты себя чувствуешь? — спросил мужчина, легко касаясь ладонью моего ещё плоского живота.

— Да. Всё хорошо. Арслан, почему мы здесь?

— Ребёнку нужна тишина, — уклончиво ответил он. — Ты же не хочешь, чтобы наш сын родился глухим?

— Конечно, не хочу. А если родится девочка? Ты побьёшь меня палкой?

— У тебя не может родиться девочка, только сын, — уверенно ответил он.

Разговор пришлось прекратить, потому что нам принесли завтрак. После него мы приехали в частный медицинский центр, где у меня взяли невероятное количество анализов и сделали УЗИ. Оно показало, что ребёнку действительно двенадцать недель, то есть три месяца. Арслан тоже присутствовал, и я заметила в глубине его глаз слёзы, когда врач включил на аппарате громкость, чтобы мы могли послушать сердцебиение нашего сына. Аппаратура здесь была новейшей, и доктор на девяносто девять процентов уверил нас, что родиться именно мальчик. Мне предложили пройти ещё несколько специалистов. Осмотр не выявил каких —