— Ну а теперь о любви?

— Да, опять про любовь.

Опять про любовь

— Расскажу несколько историй о женщинах и любви. Буду иногда писать от первого лица — мне так проще.

— Но нельзя путать автора с литературным героем?

— Конечно, это относится ко всем рассказам и историям в этой книге. Первая история случилась в Иваново.

Тусклый взгляд

Ему сорок пять. Аккуратный, поглаженные джинсы, клетчатый пиджачок, светлая водолазка. Русые волосы коротко подстрижены — как вчера из парикмахерской. Лицо простое, но глаза цепкие, умные. Худощавый — следит за здоровьем, иногда бегает по вечерам. Живет с мамой — она больна, требуется уход. Много лет ищет женщину, но безрезультатно — то глупа, то больна, то характер странный. Считает, что в женщинах разбирается, сыплет цитатами из классиков, но теряется в общении.

— Слушай, — обращается ко мне, — сейчас к нам придет женщина, скажи мне, что о ней думаешь. Напиши записку и положи на стол. Я незаметно прочитаю.

Мы случайно попали в один номер гостиницы. Стук в дверь, входит блондинка. Полновата, миловидна, застенчиво улыбается. Смотрю ей в глаза — неприятно. Взгляд тусклый, безвольный. Пишу: «Тусклая, инициативы от нее не жди».

Они уходят ужинать в кафе. В десять вечера сосед возвращается.

— Ты прав. Это опять не то.

Я скриплю зубами, достаю коньяк, разливаю. Он пьет за свою удачу, я за то, чтобы держать язык за зубами и не вмешиваться в чужие отношения. Я только что разрушил их возможный союз и не могу себе этого простить.

— Да уж. Я как дочитал до записки, то сразу захотел дать литературному герою в ухо.

— Жаль, что тебя там не было. Это было бы справедливо.

Подарок

Он вошел в квартиру с букетом роз.

— Это тебе, — сказал он. — Праздника нет, просто напомнить, что я тебя люблю.

— Спасибо, — сказала она, развернула пленку, обрезала стебли, достала из шкафа вазу, налила воду, поставила туда цветы, перенесла вазу на стол и села на диван, чтобы отдышаться.

— Ужин готов? — спросил он.

— Не готов, — сказала она.

Больше в тот вечер они не разговаривали.

— А как надо было?

— Это тебе домашнее задание.

— Ты знаешь, как надо любить?

— Да, любить очень просто. Надо чаще спрашивать: «как ты?» и с волнением ждать ответа.

Легкое дыхание

Однажды Заза, наш аспирант из Тбилиси, любивший в Ленинке читать классику, зашел в лабораторию и подошел к Аллочке — аспирантке из МГУ. Подошел почти вплотную, долго разглядывал ее лицо и вдруг сказал:

— А ну дыхни!

— Ой, — сказала Аллочка, — об этом меня мужчины еще не просили.

— Дыхни! — повторил Заза.

Аллочка дыхнула. Мы замерли. Заза удовлетворенно кивнул:

— Нормально все у тебя. Глаза кипят смолой, а дыхание легкое.

Так мы ознакомились с творчеством Ивана Алексеевича Бунина.

— А где же тут любовь?

— Это пример, как нужно обольщать женщин. Зазу любили все.

В Сочи

Когда я пришел делать диплом, мой завлаб предупредил: «Студент, не нарушай традицию — чтобы далеко не ходить, мужики тут находят женщин на своем этаже».

Я решил жить по-другому — ходил в сложные походы, покорял вершины, возвращался весь такой романтичный и героический.

Но моей девушке эти подвиги были не нужны. Она хотела поехать в Сочи.

— Теперь литературный герой понял, что он был неправ?

— Теперь понял.

Женщины Фархада

Фархад любил женщин, и они любили его.

— Чем он так привлекателен? — спросил я у одной его поклонницы.

— Он заботлив, внимателен, не ревнив, не скупится ни на комплименты, ни на подарки. И еще он умеет красиво расставаться. Ты знаешь, что не будет обид, останутся воспоминания, что все было хорошо.

Спросил у Фархада:

— Ты правда считаешь, что все женщины прекрасны? Тогда почему ты с ними так легко расстаешься?

— Они остаются прекрасными, потому что вовремя исчезают из моей жизни.

— Остается только завидовать его талантам. Ну что, пора и о бозоне Хиггса поговорить. Почему он частица Бога? Я так понимаю, что из Москвы и Иваново мы опять перенесемся в университет в Миннеаполисе?

— Да, начинаем. Рассказ будет долгим.

Частица Бога

Есть ли бозон Хиггса, нет ли бозона Хигсса — это не тот вопрос, который нас мучает, когда мы вкусно кушаем, ласкаем женщин, смотрим ТВ и ругаем врагов народа.

Не так ли?

В школе я увлекался астрономией и считал, что это самая главная наука. Ведь Земля такая маленькая, хочется узнать, а что там, далеко, где сияют другие звезды. «Фигня все это! — сказал мой приятель Юрка. — Вот выбросим твою астрономию и ничего с нами не случится!»

В общем, он был прав. Проживем мы без астрономии и без бозонов с мюонами. Тем более, ни один физик не сможет сказать, зачем нужны эти мюоны. На земле нам прекрасно хватает других частиц, чтобы жить и радоваться.

Беспокоить наши умы начали древние греки. У некоторых их них появилось свободное время, и они начали задавать ненужные для жизни вопросы: из чего все сделано, куда мы идем, что нами управляет. 25 веков назад Эмпетокл сказал, что все состоит из четырех стихий: воды, воздуха, огня и земли. А сил, управляющих всей жизнью на земле, всего две — любовь и ненависть. Любовью к состоянию покоя Аристотель объяснил ускорение тел при падении на землю.

Прекрасная теория! Все стало на места, но неугомонные Левкипп с Демокритом придумали неделимые атомы. И стали мы состоять не из земли и воды, а из этих атомов. Хуже мы от этого не стали, но лучше тоже. А почему атомы неделимые? Так ведь если делит и делить, то получим ничто, а мы есть нечто!

Ну, хорошо! Так мы, состоящие из неделимых атомов, жили, воевали, любили, пока Резерфорд не сказал, что эти атомы вовсе даже делимые. Есть там ядра, вокруг которых вращаются электроны. Здорово, сказали мы и продолжили жить дальше.

А дальше была атомная бомба и атомная станция, после которых физиков зауважали и возненавидели. И стали физикам давать большие деньги в надежде, что они еще что-нибудь придумают для уничтожения или процветания человечества.

Ура, сказали физики и начали строить ускорители, где электроны с протонами разгонялись до бешеных скоростей и сталкивались с другими частицами. В результате физики нашли, что кроме протонов, нейтронов и электронов, из которых мы состоим, есть еще десятки других частиц. Это было интересно, но непонятно — зачем так много частиц и как все это объяснить.

«Слушайте, господа ученые, а зачем все это надо?» — вдруг начали спрашивать у физиков, когда они просили очередной десяток миллиардов долларов для нового ускорителя. Физики немного смущались и говорили, что они помогают нам понять, из чего устроен мир и что нас ждет через несколько миллиардов лет. И, вообще, Е = МС квадрат. «Аааа…» — говорили чиновники и, вздохнув, подписывали бумаги. Физики находили все больше частиц и приходили в уныние. Один из теоретиков предложил не давать Нобелевские премии за открытие частиц, а, наоборот, штрафовать. Ибо и без новых частиц все было непонятно.

Шли годы. Люди придумали компьютеры, полетели в космос и научились делать колбасу без мяса. В это время теоретики ломали головы, что делать с тучей элементарных частиц и являются ли они элементарными.

Гел-Манн и Цвейг решительно сказали нет, отвечая на последний вопрос. Протон с нейтроном не являются элементарными частицами, а состоят из трех кварков. Причем, суммарная масса этих кварков всего 5% от массы протонов. Остальные 95% — это энергия их взаимодействия. Они обмениваются невесомыми глюонами, энергия которых и составляет массу протонов.

«Это как? — растерялся изумленный мир, на минутку оторвавшись от побед в космосе и балета на льду. — Это красиво, но непонятно!» «Е =