В р о н а. Хорошо, найдем вас.

С у л ь м а  возвращается к своему столу, пересыпает содержимое ступки в стеклянную банку, уходит направо. Врона провожает его взглядом, пожимает плечами, принимается за бумаги. Спустя некоторое время дверь из прихожей открывается и входит  д е д у ш к а  М и г а ч.

М и г а ч (осторожно, неуверенно ступая). Бог вам в помощь…

В р о н а. Здравствуйте. Вы по какому делу, отец?

М и г а ч. А я уже, сынок, не отец, а дед, зовут Мигач, дедушка Мигач. Я в приходе прислуживаю.

В р о н а. Я знаю вас давно, с самого детства. Что хотите, дедушка Мигач?

М и г а ч. Осмелюсь просить милости…

В р о н а. Милость просят в костеле, а не здесь.

М и г а ч. А говорили, что здесь, в усадьбе, то есть, теперича, на станции.

В р о н а. Ну говорите, что вам надо?

М и г а ч. Парнишки Морговяки сказали, чтобы я тут проведал про эту, как ее, колорадку…

В р о н а. Колорадку? А, колорадского жука? Да, это здесь, но зачем вам?

М и г а ч. Нам незачем, раньше мы про эту колорадку и не слыхивали. Да вот Морговяки сказывают, должна она нынче прилететь из самой Америки.

В р о н а. Хотите, может, включиться в проверку полей? Так это не здесь, а в гмине[3].

М и г а ч. Как же так, начальник? То здесь, то опять же — не здесь.

В р о н а. Гмина организует людей для проверки, обратитесь к солтысу[4], но сомневаюсь, чтобы вы подошли. Глаза-то у вас хорошие?

М и г а ч. Куда там, никудышные, да и с ушами все хуже.

В р о н а. Так как же вы сможете?

М и г а ч. Так говорю же, парнишки сказывали, должна прилететь еропланом из Америки.

В р о н а. Глупости болтают кулацкие сынки, а вы им верите. А впрочем, вас-то что это беспокоит?

М и г а ч. А как же, очень даже беспокоит, дети у меня там, в этой Америке… Сыновья, дочка… До войны письма слали, а в кажном письме по две-три бумажки лежали этих, как их, дуларов. Один раз аж пять их было! А теперича, сукины сыны, ни слуху ни духу от них, уже годов с десяток. Запамятовали, что ли?

В р о н а. Чем же я вам могу помочь, дедушка?

М и г а ч. А я так рассудил, ежели тот ероплан из Америки прилетит, может, поспрошаете, не знают ли чего про моих, про Мигачей из Нуерка, да почему, сукины дети, не пишут, бумажек не шлют. Старшего кличут Яном.

В р о н а. Хорошо, спрошу. А хорошая палка у вас найдется?

М и г а ч. Как же, как же, старому без палки никак нельзя. В сенцах оставил, чтоб повежливее было…

В р о н а. Так вот, встретятся вам эти озорники Морговяки, взгрейте их палкой, да как следует!

М и г а ч. За что же, пан начальник?

В р о н а. Не хотите, не надо. А мне не мешайте работать.

М и г а ч. Ладно, ладно, иду уже. Оставайтесь с богом, паночек. Только не забудьте поспрошать, когда эта колорадка прилетит еропланом. Оставайтесь с богом. (Уходит.)

Врона вынимает из ящика стола бумаги, кладет в портфель.

Входит  Х э л я.

Х э л я. Что, уже в дорогу? Счастливчик!

В р о н а. Что еду в Познань? Охотно уступлю вам это счастье, Хэля, только вряд ли сможете выслушать три доклада и после каждого три часа прений.

Х э л я. Словом, трижды три. Ну раз так, поезжайте сами на свою конференцию. Впрочем… здесь намечаются гораздо более интересные дела, товарищ директор! Под самым боком у вас, но вы, разумеется, ничего не подозреваете…

В р о н а. Опять какие-то сплетни?

Х э л я. А, сплетни? Тогда ничего не скажу.

В р о н а. Ну, ладно уж, рассказывайте, вижу, что вам ужасно хочется рассказать.

Х э л я. Ничего вы не видите и не понимаете. Хоть у вас высшее агрономическое образование, но в каких-то вещах вы человек неграмотный.

В р о н а. Ладно, рассказывайте!

Х э л я. Так вот, я не уверена, знаете ли вы старую беседку в конце парка? Хозяйничаете здесь уже несколько лет, но сомневаюсь, чтобы вы провели там хоть один час. А жаль. Человеку с глубокой внутренней жизнью эта беседка может доставить приятные минуты.

В р о н а. У меня, товарищ Хэля, нет времени на «внутреннюю жизнь»…

Х э л я. Очень жаль. И все-таки загляните туда как-нибудь. Я, во всяком случае, привыкла вечерком, на закате, посидеть в беседке с книгой, почитать, пока не стемнеет, а потом… потом немножечко помечтать…

В р о н а. Что ж, после работы имеете полное право.

Х э л я. Спасибо, это уж мое дело. Вам интереснее будет услышать другое. То, что от леса до нашего парка не более трехсот метров, вы должны знать. Так вот, уже три дня на опушке леса появляется женщина! Приходит, садится под сосной и глядит на парк до самой темноты.

В р о н а (без особого интереса). А потом?

Х э л я. Потом поднимается и уходит в сторону города.

В р о н а. И так три дня, говорите?

Х э л я. Да, вчера был третий день.

В р о н а (пожимая плечами). И больше ничего не делает? Сидит под сосной и глядит на парк?

Х э л я. Вот именно, сидит и глядит. (Внимательно посмотрев на Врону.) Женщина молодая, если судить по походке и фигуре…

В р о н а. И это все, что вы так хотели рассказать мне?

Х э л я. Вам этого мало? Ведь здесь что-то кроется. Не ради же прекрасного пейзажа приходит она из города и сидит часами…

В р о н а. Вот именно! И мешает другим читать и мечтать.

Х э л я. Обо мне не беспокойтесь. (Насмешливо.) И не притворяйтесь, что вам это безразлично…

В р о н а. Мне?

Х э л я. Вам! Вам! Изображаете святого, а выясняются вон какие детали! Вы лицемер!

В р о н а. Хэля, что с вами?

Х э л я. Ничего. Молодая женщина приходит ежедневно, наблюдает за нашим парком, нашей станцией, а вы просто пожимаете плечами и еще хотите убедить меня, что не знаете эту особу!

В р о н а (искренне огорчен). Хэля, в самом деле…

Х э л я (дрогнувшим голосом). В самом деле? А я думала… (Весело.) Как жаль, что вы уезжаете в Познань, мы пошли бы вместе после обеда в мою беседку и выяснили, действительно ли вы не знаете эту женщину. Сегодня она, наверно, тоже придет.

В р о н а (смущенно). Да, жаль, что эта Познань… (Овладев собой.) А тут еще гости… (Посмотрев в окно.) О, какая-то машина появилась на шоссе, может быть, они!

Х э л я (сочувственно-насмешливо). Конечно, в таких условиях иметь внутреннюю жизнь трудно… (Подходит к окну, выглядывает.) Что за гости?

В р о н а. Какие-то консерваторы или реставраторы. Люди, охраняющие древности… ну, понимаете, старинные здания, костелы, памятники…

Х э л я. А что им делать у нас?

В р о н а. Вероятно, им надоели древности, захотелось чего-то посовременнее. Короче, хотят познакомиться с нашей станцией.

Х э л я (без энтузиазма). Что ж, я могу показать им колонию моих прожорливых питомцев…

В р о н а. Конечно. Будете выступать в своем инсектарии в качестве хозяйки дома.

Хэля проходит.

(Идя за ней.) А что делается в сигнальной?