тундру, выпало процветать. Львам и пятнистым гиенам удалось некоторое время продержаться, но они не могли сравниться с лучшим бегуном на длинные дистанции.

Хозяином этих открытых ландшафтов стал волк. Только на крайнем севере у него был соперник — белый медведь, выросший из популяции бурых медведей и ставший убежденным мясоедом[277]. Как и волк, он преследовал свою добычу на огромных расстояниях, но, в отличие от волка, впадал в спячку в разгар северной зимы. Волк и медведи дают нам представление о том, что было необходимо, чтобы стать успешным охотником в подобных ландшафтах. Самое главное их качество заключалось в том, что они были марафонцами. Энергосберегающий спринт не мог быть успешной стратегией. Способность питаться смешанно, преодоление голодных периодов за счет накапливания запасов в виде жира, уменьшения расхода энергии или откладывания пищи про запас, а также совместная охота в группах, были необязательными дополнениями. Охотник, обладавший несколькими из этих навыков, мог стать суперхищником безлесных равнин Евразии. Дождемся главы 8, чтобы с ним познакомиться.

Настало время увидеть, где в этот период климатических и экологических потрясений находились люди. Как ни странно, о неандертальцах мы знаем гораздо больше, чем о предках. Пятьдесят тысяч лет назад неандертальцы уже испытали на себе последствия вторжения безлесных местообитаний на Русскую равнину и в Восточную Европу, и их ареал начал сокращаться. К отметке 40 тысяч лет назад их отбросило к Средиземному морю, Юго-Западной Франции и отдельным зонам вокруг Черного моря[278]. Усиление холодных и нестабильных условий позднее 37 тысяч лет назад еще больше сократило их ареал[279], оставив основную зону на юге и востоке Иберии и островки на севере Иберии, на севере Атлантического побережья, на Балканах, в Крыму и на Кавказе. К концу рассматриваемого периода, 30 тысяч лет назад, последние неандертальцы жили в Юго-Западной Иберии[280]. Неуловимых предков найти труднее. Они мельком попались нам на глаза в Восточной Европе — на севере и западе от Черного моря в период 36–30 тысяч лет назад[281]. Это самые ранние из останков предков, найденных где-либо Евразии, древнее только местонахождение Назлет Хатер в Египте, возраст которого оценивается в 37,5 тысячи лет[282], пещера Ниах (41–34 тысячи лет) и окаменелости озера Мунго (около 42–38 тысяч лет, см. главу 5). Имеющиеся генетические данные дополняют эту картину и позволяют предположить, что до 30 тысяч лет назад группы предков-первопроходцев (возможно, также протопредков?) едва добрались до Северной Евразии и не смогли там надежно укорениться[283]. Наши знания об их экологии практически равны нулю.

Археология дает совсем другую картину. В главе 3 мы видели, как неандертальцы и протопредки на Ближнем Востоке изготавливали похожие каменные орудия примерно 130–100 тысяч лет назад. В отсутствие человеческих окаменелостей, обнаружив лишь каменные орудия, мы мало что могли сделать. Найденные технологии относились к комплексу среднего палеолита, получившему название мустьерской эпохи. Похоже, что неандертальцы еще долго продолжали использовать мустьерскую технику по всей Евразии. Все евразийские участки мустьерской эпохи с окаменелостями в период между 120 и 28–24 тысячами лет назад связаны исключительно с неандертальцами, так что можно с уверенностью предположить, что они выдают присутствие этих людей. Проблема заключалась во множестве новых технологий, обобщенных категорией верхнего палеолита, которые начали появляться в Евразии около 45 тысяч лет назад. Традиционная интерпретация заключалась в том, что они были делом рук предков, и поэтому, объясняя их прибытие в Европу, мы трактовали технологии как посредника биологической сущности — нашего прямого предка[284]. Но можем ли мы быть в этом уверены?

Удивительно, что единственное, в чем мы действительно уверены касательно происхождения этих многочисленных культур каменных орудий, появившихся в Евразии 50–30 тысяч лет назад, — это то, что мустьерская культура принадлежала неандертальцам. Также существует мнение, что переходная культура, появившаяся во Франции около 45 тысяч лет назад и сохранившаяся до 36,5 тысячи лет назад[285], так называемая шательперонская культура, также могла быть делом рук неандертальцев[286]. Однако связь между орудиями и окаменелостями неочевидна, и мы не можем исключать вероятность того, что другие люди также могли иметь к этой культуре отношение. Другие переходные культуры появляются в этот период в Центральной и Восточной Европе и на Ближнем Востоке, но до сих пор ни одна из них не была ассоциирована с человеческими окаменелыми останками[287].

До недавнего времени древнейшая европейская культура верхнего палеолита, ориньякская культура, казалась крепко связанной с предками. Сам факт распространения этой культуры по всей Европе, казалось, подтверждал несомненное распространение предков с Ближнего Востока[288]. Ориньякские объекты ассоциировались с останками предков, и классическим археологическим объектом в связи с этим была пещера Фогельхерд в Германии. Но затем, в 2004 году, стройную теорию разрушили результаты прямой радиоуглеродной датировки скелетов человека из Фогельхерд. Как оказалось, скелеты вообще не были связаны с ориньякскими артефактами. Человеческие останки там были захоронены гораздо позже, во время неолита, около 3,9–5 тысяч лет назад[289]. Суммируя наши знания об ориньякской культуре и встречая заявления о ее связи с нашим предком, мы лишь можем заключить, что не знаем, кто еще был причастен к этой культуре. Мы не можем исключить и вероятность того, что, как и в случае с шательперонской культурой, к ориньякской могли быть причастны и неандертальцы, и предки. Мы просто не знаем этого.

Итак, что можно извлечь из этой навевающей уныние картины? Не стоит отчаиваться. Признавая недостатки и пробелы в наших знаниях, давайте по крайней мере попытаемся понять, что мы знаем о событиях, происходивших по всей Евразии в период 50–30 тысяч лет назад. У нас есть очевидное свидетельство прогрессировавшего отступления неандертальцев на фоне расширения тундростепи. Существуют генетические доказательства первых слабых набегов групп предков в Европу, вероятно, с Ближнего Востока. У нас также есть окаменелости, которые подтверждают их присутствие в Центральной и Восточной Европе 36 тысяч лет назад. Мы наблюдаем сокращение ареала мустьерской культуры по мере отступления неандертальцев, а также и расцвет многих новых культур, ознаменовавших эпоху переходного или раннего верхнего палеолита. Все это указывает на то, что в этот период климатического и экологического хаоса группы людей неизвестного биологического вида пытались справиться с потрясениями, пробуя новые пути.

Невозможно говорить о превосходстве одного человека над другим или одной культуры над остальными. Огромное культурное разнообразие Евразии указывает на длительные периоды изоляции между регионами, в которых сохранялись особые идентичности народов средней полосы Евразии. По-видимому,