качает головой и делает шаг назад. — Нет, это неправда.

— Хью… — снова начинает девушка, и её глаза наполняются слезами. — Пожалуйста, пойдём со мной. Давай не будем делать этого здесь.

— Это была Тори? — спрашивает он, а потом зажимает рот рукой и отворачивается. Когда он опускает руку и издаёт крик, падая на колени перед неподвижными полицейскими, вокруг него образуется пузырь, а толпа отходит назад, как отступающий прилив.

Девушка пытается утешить его, опускаясь на колени рядом с ним и кругами растирая ему спину, в то время как несколько других парней проталкиваются сквозь толпу зрителей к нему. Я полагаю, это его друзья. Они даже не утруждают себя попытками поднять его. Вместо этого большинство из них приседают на корточки или становятся на колени вокруг него, делая всё возможное, чтобы помочь пережить этот момент.

Я резко отворачиваюсь, воспоминания о последнем дне моего отца слишком свежи в памяти, чтобы я могла с ними справиться.

Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как он скончался. Почти не хватает времени, чтобы переварить это. Я знаю, что такое горе; это мой самый новый и верный спутник. Я и горе, мы будем держаться за руки до того дня, когда я умру. Неважно, сколько пройдёт лет, насколько разными станут вещи, какими чудесными или странными, пугающими или прекрасными, счастливыми или печальными… Я всегда буду скучать по своему отцу и ощущать его отсутствие, как осколок на краю моего сердца.

— Я не могу на это смотреть, — шепчу я и убегаю, прежде чем кто-нибудь из парней успевает схватить меня.

В конце концов мы оказываемся на центральной площади, где по краям припаркованы грузовики с едой. Передо мной поднос с сэндвичем, брауни и чаем со льдом в стеклянной бутылке. Я закрываю лицо руками и целую минуту тру их, прежде чем уронить их себе на колени.

Все пятеро парней сидят за одним столом и пристально смотрят на меня.

— А что насчёт татуировки бесконечности? — спрашивает Тристан, его взгляд устремлён на толпу, а не на меня. Я знаю, он не признается в этом, но застрять у подножия холма, практически беспомощным… это убивает его. Я вижу это по тому, как сжаты его челюсти, по тому, как напряжённо его рука опирается на край стола. Он сидит на скамейке и смотрит на других студентов так, словно подозревает каждого из них в убийстве.

— Чувак, кого ты ищешь? — сухо спрашивает Зейд, облизывая губы, а затем проводя большим пальцем по блестящей коже. Девушки таращатся на него с другого конца площади. Я продолжаю притворяться, что не замечаю этого. Думаю, со временем я к этому привыкну? Не то, чтобы он был непопулярен раньше, ни в коем случае.

Но это?

Это отстой.

Я беру брауни и съедаю его первым, потому что сегодня именно такой день, когда единственное, что у тебя на тарелке, которое ты можешь переварить, — это кусочек чистого сахара. Шоколад — это даже не моя тема, и всё же я ничего не могу с собой поделать. Я откусываю кусочек и слизываю глазурь с губ, в то время как Крид прищуривает глаза, а затем фыркает.

Его руки скрещены на груди, но, хотя он может смотреть вперёд, его голубые глаза также устремлены на других учеников.

— Кого-то замаскированного, — бормочет Тристан, качая головой, в то время как Зак вздыхает и кладёт локоть на стол, подпирая голову рукой, глядя только на меня и ни на кого другого.

— Я не знаю никакой Тори Страг, — говорит он мне беззлобно. — Не то, чтобы я знал каждого воспитанника Клуба студенческого возраста, но мне кажется, что среди нас пятерых кто-нибудь знал бы её.

— Я осознал, что гораздо лучше знаком с американскими суб-королевскими особами, чем когда-либо хотел бы быть. — Виндзор пьёт кофе из белой бумажной чашки с этикеткой Эрл Грей, выглядывающей из-под крышки. В лучшем случае он выглядит слегка удивлённым, но ранее я видела его истинные чувства такими, какие они есть. Я бы хотела побыть немного одна. Хотя не уверена, что это произойдёт сегодня. — Насколько известно, там нет никаких Стагов.

Затем я сажусь, всё ещё держа брауни в руках, и изо всех сил стараюсь думать о сегодняшней трагедии, связанной с клубом «Бесконечность», а не о грубых человеческих эмоциях, стоящих за ней. Мало того, что вид этого парня Хью пробудил во мне чувства к моему отцу, так ещё и в том доме умерла девушка, пока я была дальше по коридору. Как я могла это пропустить?

Ты заботилась о Шарлотте и Миранде, вот как.

Но почему-то я не могу избавиться от чувства частичной ответственности.

Мимо меня вальсирует девушка, и, клянусь, я моргаю, а потом по мне просто течет молоко. Оно стекает по лицу, между грудей, пропитывает колени. Я так удивлена нападением, что даже не двигаюсь.

Это не имеет значения.

Зейд делает это за меня.

Другие парни поднимаются на ноги, но мне удаётся остановить их, подняв руку. Не поймите меня неправильно: я не в восторге от того, что меня облили молоком, но мне не нужно, чтобы пятеро моих любовников набросились на студентку колледжа на глазах у десятков других людей. Это добром не закончится ни для кого из нас.

Но уже слишком поздно останавливать Зейда.

Он вскакивает и бросается на неё прежде, чем я успеваю остановить его, ударяя её плечом о борт ярко раскрашенного грузовика с едой позади нас.

— В чём, чёрт возьми, твоя проблема? — спрашивает он с усмешкой на своих красивых губах. К её чести, девушка, похоже, не так уж сильно его боится.

— Для известного певца ты, конечно, развязен и лёгок в обращении с кулаками, — она поднимает телефон и делает снимок в лицо Зейду. В мгновение ока её телефон оказывается у него в руке, и он удаляет фотографию щелчком большого пальца. Затем бросает его на тротуар, сильно пинает и отправляет в каменную стену, разбивая экран вдребезги. — Вероятно, оно уже загружено в облако.

Она улыбается и отталкивает Зейда с дороги. Он позволяет ей сделать несколько шагов, прежде чем протягивает руку и хватает содовую Зака, отвинчивая крышку и обрызгивая девушку сзади остатками жидкости.

— Иди нахуй, маленькая оппортунистическая засранка.

Он отворачивается, а девушка остаётся на месте, застыв в центре площади под пристальными взглядами всех присутствующих. Если кто-то другой снимет видео, а затем загрузит его… это нехорошо скажется на карьере Зейда. Он плюхается обратно за стол, а Виндзор протягивает мне стопку салфеток.

— Не самая простая вещь в