лучшими мастерами Гекаты. Я занес кинжал над девушкой и замер. Жрицы затянули жертвенную песнь, несчастная девушка вырывалась и кричала о том, что я - настоящее чудовище, что я недостоин ни трона, ни жизни…Что ж, в чем-то она была права. Как некогда царь Минос принес в жертву свою жену, так и я приношу жертву, чтобы спасти тысячи миров.Асфодель засветился, светящейся нитью переходя от одной жрицы к другой. Когда нити сойдутся на середине, я должен буду вонзить клинок. Песни жриц понемногу вводили в транс, и меня и жертву богине. Благодаря этим песнопениям они умирают безболезненно, а кинжал недрогнувшей рукой пронзает сердце, даруя легкую смерть. …Я опустил руки.Асфодель окрасился в алый, а маленький светящийся комочек души, что отделился от тела мертвой девушки, растворился в стене завесы… Трещина немного затянулась, а это означало, что миры, могут еще какое-то время не страшиться того, что чудовища проберутся к ним через этот разлом ближайшей ночью.- А что делать с этой? - спросила Амаранта.Я знаю, что никогда еще не приносил в жертву сразу двух. Но если лабиринт сегодня напьется крови, то быть может, никакого зова Аиды не будет. И он не станет мучить мой подарок. Она будет в безопасности.- Отпустите ее! - произнес я, видя, к с каким изумлением жрицы смотрят на меня и на Мирту. - Освободите ее! Пусть уходит!Я увидел улыбку на губах Амаранты, которая разрезала веревки, связывающие руки девушки.- Пусть ее богиня защищает ее! - произношу я, видя как Мирта замирает, глядя на взволнованные розы. Опьяненные кровью, они тянутся к ней.-Иди, - усмехнулась Амаранта.Мирта гордо вскинула голову и сжала кулаки. “О великая Деметра! Спаси меня!”. Она выдохнула и вошла в лабиринт. Десятки глаз жадно смотрели на нее.- Я чудовище, - с тяжелым вздохом подвел я черту, делая взмах крыльями. Я потихоньку приходил в себя, оставляя в прошлом страшный ритуал. Где-то в лабиринте слышался страшный крик. “Спаси меня! О, богиня! Неужели ты меня бросила!”. Он резко оборвался и затих навсегда, исчезая среди хищных и прекрасных роз.- Может, однажды, это все прекратится, - прошептал я, понимая, что поступил справедливо, как и должно царю. - И не придется никого приносить в жертву. Как только я найду цветок, жертвы прекратятся… Только где его искать?Сердце сделало несколько ударов, а я понял, что хочу прижаться к маминому подарку и забыться в ней. В ту ночь, когда я впервые за столько лет принес жертву, я разговаривал с ней, и мне стало легче. Пусть она и выглядела такой потерянной и одинокой, но ее взгляд, звук ее голоса отгоняли от меня едкие кошмары, преследовавшие меня сразу после ритуала.Я влетел в покои, чувствуя, как сердце мучительно сжимается и изнемогает.Ни разу еще такого не было, чтобы женщина волновала меня до такой степени! Я боялся, что если она спит, то я поцелую ее. Сначала поцелую, а потом уже буду объяснять… Хотя, что тут объяснять?А вот мне объяснения не помешали бы. Лолы нигде не было. Одна веревка была перегрызана. А вторая пропала вместе с девушкой и спинкой кровати.Я прислушался. На всякий случай. Спокойно, там ворота. Огромные ворота, ведущие в лабиринт, были надежно закрыты. Девушка со спинкой кровати вряд ли могла далеко уйти!“А что если там чудовища? Если они снова прорвались?” - защемило сердце, а я посмотрел на остатки царского ложа. - “Ну тогда мне их очень жаль! Сомневаюсь, что девушку, которая выломала кусок кровати смутит пара десятков кровожадных тварей!”.- Бдзень! - услышал я, опираясь на балюстраду балкона. Я никогда не думал, что увижу кого-то, кто пытается перелезть через пятиметровую стену.Я расправил крылья и бросился стрелой к воротам, видя, как ветер треплет бинты, а она сидит на стене, пытаясь зубами перегрызть веревку, соединяющую кисть руки и золотую спинку кровати.

Глава 29. Ложь

- А! - дернулась я, опомнившись от того, что меня дернуло куда-то вниз. Я лежала на кровати, обмотанная веревкой так, что не могла пошевелиться. Кажется, если я бы и захотела, то могла пошевелить только мозгами.Лунный свет проникал в покои, падая на красивую мозаику.Я подергалась, понимая, что часть бинтов куда-то делась. Из темноты тяжелых штор ко мне шагнул Альтаир.- На нас снова напали? - прошептала я, глядя на кровоподтеки на лице царя.- Да, - коротко ответил Тай, выдыхая. Он бросил на меня короткий взгляд, а я заметила, что в его пышной гриве не хватает волос. Я присмотрелась к его широкой груди. Ничего себе, как ему досталось сегодня! На нем живого места нет.-Много их было? - участливо спросила я, разглядывая страшные раны.Царь уныло посмотрел на меня.- Много, - кивнул он. Ну это и так понятно. Вон как искромсали.Я вздохнула, глядя на него.- Развяжи меня, - попросила я, глядя на свои руки. Мои запястья были намертво примотаны к кровати.Альтаир поднял бровь, глядя на то, как я ерзаю по кровати.- Нет, - заметил царь, пока я усиленно пыталась выпутаться, возмущенно скрипя и сопя. - Зов Аиды…Какой Аиды? Меня никто не звал… Никто не…Я на секунду закрыла глаза, слыша прекрасные голоса, которые манили меня, звали, шептали мое имя…- Иду, - прошептала я, как вдруг меня тряхнуло. Я очнулась, когда мне в лицо зарычали: “Лола!!!”. Казалось, меня чуть не сдуло от этого рыка.- Может не надо так кричать, - поморщилась я, глядя в лицо Альтаиру.- Согласен, не надо! Поставь кровать на место! - заметил царь, а я обернулась, видя что как-то умудрилась отвязаться, выйти на балкон, таща за собой кровать. Вот только кровать не поместилась и застряла в дверях.Я испуганно посмотрел на Тая, слыша, как его слова становятся все тише, а сладкие голоса все громче… Сейчас мне казалось, что царь открывает рот, но звука нет. “Лола… - Лола… Иди к нам… У нас хорошо… Лола… У нас спокойно…”, - шептали голоса. Казалось, они несли бессмыслицу, но я чувствовала, как глаза сами по себе закрываются и…- Лола! - меня тряхнули. А я снова открыла глаза. Теперь я лежала на кровати, а царь, навалился на меня, вжимая мои руки в мягкую перину. Он нависал сверху, словно любовник, невольно заставляя любоваться красотой тела, на котором успели зажить все раны. Тяжело дыша, Альтаир смотрел на меня странным взглядом. Мне казалось, я физически чувствую его взгляд, пробирающий мурашками по коже.“Лола… Лола…”, - слышала я зов, невыносимо прекрасный, тревожащий душу и волнующий сердце.-