НА ПУТИ К ДЕВЯТОМУ ГОРОДУ

Я ушел из города моих свояков к вечеру, или после полудня, а потом шагал от чащобы к чащобе в поисках дороги домой до ночи, и, когда дороги домой не нашлось, я понял, что, если идти всю ночь, до Девятого города все равно не дойдешь, и решил забраться на высокое дерево для ночного отдыха и безопасного сна. Я устроился в ветках с густой листвой, которая защищала меня от холода — прикрывала, когда подувал ветерок, — и спасала от капель холодной росы, капавших дождичком с верхних ветвей. Но пока я шагал от чащобы к чащобе, меня донимали малолетние духи, потому что я выглядел для них странно, и вот не прошло еще и пяти минут, как я вскарабкался на высокое дерево, а мне уже до смерти захотелось спать, и я уснул, будто дома, или в кровати. Я спал, наверно, часа полтора, но вдруг проснулся от громкого стука, как если бы кто-то стучался в дверь, и увидел под деревом Грузного духа высотой фута в три, зато очень толстого, словно он был беременной женщиной, которая разродится сегодня или на днях, — он стучал по дереву, как стучатся в дверь. И едва он заметил, что я проснулся, он махнул мне рукой — мол, спускайся вниз, — а я пригляделся к нему повнимательней и ясно увидел, что он однорукий, ноги у него сплетены, как канат, ступни направлены вправо и влево, а единственный глаз, огромный и круглый, сверкает во лбу и похож на луну — он сверкал у него, как луна в полнолуние, но луна, прикрытая облачком, или веком, которое может закрываться и открываться в любую секунду по желанию духа; но прежде всего я увидел голову — на ней не росло ни единого волоска, и она блестела как полированный шар от спинки кровати из черного дерева.

Минут через пять Грузный дух почувствовал, что я не желаю к нему спускаться, и поднял веко, но, как только он это сделал, весь лес высветило дневным сиянием, и я с большим беспокойством заметил великое множество таких же духов, окруживших со всех сторон мое дерево. Они хотели, чтоб я спустился, а мне по их поведению было ясно, что они задумали меня поймать, — и вот я боялся спуститься вниз.

Сколько-то времени они подождали, а когда догадались, что я не спущусь — меня отпугивал их устрашающий вид, — подступили к дереву и стали его трясти изо всех своих сил, или что было мочи, и едва не выдрали дерево с корнем, а я нечаянно свалился им в руки. Я свалился им в руки и сразу заметил, что когда у них вдох, раздается кваканье, собачий лай, карк ворон и хрюканье, а когда они выдыхают воздух наружу, слышится вопль всех Страшных Существ. Они насильственно стрясли меня с дерева, так что я поневоле попал к ним в руки и начал молить их чуть слышным голосом не съедать меня заживо, или помиловать, но они безответно пробирались по лесу, пока не явились в Девятый город.

Достигши своего (Девятого) города, духи загнали меня под землю и оставили в маленькой темной комнате — самой обычной для Леса Духов. Потом они превратили меня в слепца и стали тереть мне кожу ладонями, жесткими и шершавыми, словно наждак. Вот они ободрали мне кожу ладонями и принялись ущипывать мое тело ногтями, а ногти у них четырехдюймовые и отточены наподобие ножей или сабель, так что я горько рыдал от мучений. Потом ущипыванье вдруг прекратилось, и я прозрел, но ничего не увидел — кроме темной комнаты без дверей и окон, — а мои мучители куда-то скрылись. Зато на полу моей страшной темницы клубилось около тысячи змей — они клубились огромным клубком, или как туча, но меня не кусали. Тут я впервые увидел змею, которая была длиннее всех остальных — длинней, чем любая змея на земле, — и вела она себя среди змей, как царица, а из пасти у нее сочился свет, да не просто свет, а яркий и переливчатый. Этот свет превратил мою темницу в светлицу, змеи внимательно меня рассмотрели, а потом сгинули вместе со светом, и я опять оказался в темнице.

Вскоре после того как змеи исчезли, моя безвыходная темная комната — там не было выходов, или дверей, — неожиданно для меня превратилась в кувшин, и телом я оказался внутри кувшина, а головой и шеей торчал наружу, но шея у меня стала очень длинной (не меньше трех футов), а голова — огромной, и шея не могла держать ее прямо, потому что была трехфутовой длины, и груз головы сворачивал ее набок. Да и оба глаза у меня изменились — стали громадными, как мячи для футбола, и я вращал их в любые стороны, если хотел куда-нибудь посмотреть; и вот я увидел всех Грузных духов, которые схватили длинные палки и начали лупцевать мою новую голову, а руки-то у меня остались в кувшине, и я не мог защититься от лупцевания.

Когда они прекратили лупцевать мою голову (огромную голову), мне стало чуть легче, но вдруг я почувствовал смертельный голод, как будто не ел весь год напролет, и голод терзал меня хуже, чем лупцевание, и я взмолился: «Дайте поесть!» Я взмолился, и еда немедленно появилась — прямо передо мной и моя любимая, или такая же, как я ел у матушки, пока не ушел из родного города. Еда лежала передо мной на земле, но я не мог до нее дотянуться, потому что моя шея не сгибалась вперед, а висела вбок под тяжестью головы, и, конечно же, когда я сумел изловчиться — опрокинул кувшин с моим телом на землю, — голова упала в стороне от еды, а шея у меня была слишком длинной, так что головы я поднять не мог и поэтому извивался по земле шеей минут сорок пять, а может, и больше, прежде чем голова оказалась возле еды; но едва мой рот ощутил еду и я почувствовал, как она пахнет, он неожиданно для меня стал клювом, и даже не клювом, а маленьким клювиком, и, когда я хотел взмолиться, как человек, потому что страдал от смертельного голода, раздался только птичий писк, или щебет, и Грузные духи принялись хохотать.

Я перепробовал множество способов склевать еду, но ничего не добился