что-нибудь случилось с фюрером, то можете сами представить, что бы произошло тогда. Они не возложили бы ответственность, скажем, на Хассельбаха, но на вас и, вероятно, на меня тоже. Вот почему было бы лучше, если бы я всегда был в курсе всего, что происходит. У меня есть все доказательства, что это был явный случай отравления стрихнином. Вы должны быть в состоянии видеть уровень стрихнина в моче! С таким же успехом я мог бы откровенно сказать вам, что оставался здесь последние 5 дней только потому, что фюрер очень болен.

Затем я отправился к фюреру. Я сказал ему, что врачи критикуют меня за то, что я якобы никогда не делал ему рентгеновских снимков и никогда не заказывал анализ содержимого его желудка. Фюрер вспылил:

– Пусть эти господа только попробуют сказать что-то подобное при мне! Как часто вы делали подобные предложения, и как часто я отказывался? Чего добиваются эти глупые люди?

– Тем не менее, – возразил я, – я призываю вас, мой фюрер, позволить мне делать и то, и другое в будущем!

– Сейчас это невозможно! – сказал он.

4 октября 1944 года

Из-за работы днём и вечером у него немного кружилась голова, что случалось довольно часто после взрыва бомбы; в течение нескольких недель с тех пор он мог держаться на ногах только из последних сил.

Уходя, я отвёл Арндта в сторону и категорически запретил давать фюреру какие-либо лекарства без моего разрешения. Я спросил о таблетках от метеоризма, и мне сказали, что их больше не осталось.

Фюрер, по его словам, принимает по 16 таблеток в день, после чего, по словам Арндта, он позвонил мне около 2 недель назад, и я дал разрешение только на 2.

5 октября 1944 года

Это была его вторая ночь без снотворного. Фюрер считает, что нежный массаж конечностей с помощью медицинского спирта не принёс ему никакой пользы, поскольку он не мог заснуть, а ночью чувствовал сначала озноб, а затем лихорадку. Но он чувствует себя лучше, чем вчера.

Посетив фюрера прошлой ночью, я спросил его об одном маленьком одолжении: дать мне короткую записку, подтверждающую, что я никогда не давал никаких указаний о приёме большого количества таблеток от метеоризма, и, более того, что я неоднократно требовал сделать рентген желудочно-кишечного тракта и исследовать содержимое его желудка, но что он никогда не давал мне на это разрешения. Фюрер согласился на это и сказал, что сделает это в форме письма ко мне. [Однако в бумагах Морелля такого письма нет.]

Во время обсуждения замечаний Брандта фюрер вспыхнул гневом и спросил, утверждал ли Брандт в таком случае, что это я распорядился принимать таблетки от метеоризма. Потому что, по его словам, он уже сказал ему, что принимал их по собственной инициативе.

– Нет, – ответил я, – но буду признателен, если смогу получить это в письменном виде в качестве гарантии для себя.

Кроме того, сказал я, Брандт ушёл от меня к нему. Фюрер заявил, что это неправда, потому что Брандт сначала обратился к нему и только после этого ко мне.

Я ответил, что, по-моему, здесь, должно быть, какая-то ошибка, потому что Брандт уже сказал мне, что ему, естественно, придётся сообщить об этом фюреру, и он собирался пойти и повидаться с ним.

Фюрер повторил:

– Нет, он пошёл к вам после того, как ушёл от меня.

Неудивительно, что Морелль сам заболел, когда увидел над собой тень виселицы за то, что чуть не отравил Гитлера. 7 октября он записал в дневнике: “В полночь 5-6 октября я был у фюрера. После того, как я вернулся домой, у меня был отёк мозга и небольшое кровоизлияние за левым глазом, в результате чего двоилось в глазах, менялась оптическая ось и ограничивалось зрение от крайнего левого угла до нижней границы поля зрения. Также была небольшая тошнота без рвоты, тенезмы (но только один стул за ночь); головной боли не было, но при пробуждении возникало головокружение”.

7 октября 1944 года

В 13:15 позвонил фюрер и, когда я спросил, могу ли приехать, он ответил, что чувствует себя хорошо, у него совсем нет температуры и он хочет, чтобы я оставался в постели – так я быстрее поправлюсь.

Морелль 2 дня пролежал в постели и был тронут многочисленными посетителями, которые к нему приходили.

На следующий день прибыл его берлинский ассистент доктор Вебер, но сам Вебер чувствовал себя не слишком хорошо, поэтому Мореллю пришлось осматривать Гитлера самостоятельно. Гитлер утешил своего больного врача неожиданным, но в высшей степени обнадёживающим решением: всех трёх других врачей уволят из штаба фюрера – останется один Морелль.

Изменения в штате

7 октября 1944 года началось наступление русских на Восточную Пруссию. 8 октября Гитлеру пришлось санкционировать эвакуацию своих войск из восточной Венгрии. Войска СС подавили польское восстание в Варшаве, но теперь обострилась политическая ситуация в Венгрии, поскольку правительство предприняло тщетную попытку выйти из войны. Регента Миклоша Хорти арестовали 15 октября и вывезли в Германию.

8 октября 1944 года

Фюрер сказал мне, что отсылает доктора фон Хассельбаха, а доктор Брандт в будущем будет заниматься только своими обязанностями в Берлине. Его место, сказал Гитлер, займёт молодой врач по имени Штумпфеггер. До сих пор он был штатным врачом рейхсфюрера СС.

Назначение Людвига Штумпфеггера – некурящего, мускулистого и хорошо сложенного оберштурмбаннфюрера СС с голубыми глазами и редеющими светлыми волосами – на должность сопровождающего врача Гитлера официально вступит в силу 24 октября. До 1939 года он был личным ассистентом профессора Гебхарда и работал хирургом в его знаменитой клинике Хоэнлихен. Он оставался рядом с Гитлером до конца и пережил его всего на 1 день. Считается, что он был убит при попытке бежать вместе с Мартином Борманом из рейхсканцелярии 1 мая 1945 года.

Из карманного дневника Морелля от 9 октября становится ясно, что тот по-прежнему считал себя не в состоянии лечить Гитлера. “Волчье логово. Вебер здесь. Шеф в порядке (я звонил). Доктор Вебер сделал мне внутривенный укол 10 мл глюкозы и прострофанта и внутримышечный укол гликонорма и тестовирона”.

В 17:30 того же дня Брандта вызвали в бункер Гитлера и официально