полюбопытствовал Говоров.

— Да нет, женщины. Ну, бог с ними! — Он взял под руку Говорова. — А знаете, Максим Андреевич, сегодняшний наш выезд доставил мне большое удовольствие.

— И только? — иронически усмехнулся Говоров. Позвоночников не понял его, замигал в недоумении короткими серыми ресничками.

3

Выхода многотиражной газеты на торфопредприятии ждали давно. Очень хотелось Соколовским торфяникам иметь «свою» печатную газету, какую имеет каждое хоть сколько-нибудь уважающее себя предприятие.

И вот «своя» газета ходит по рукам. Она совсем свежая. Свежая настолько, что у тех, кто читает ее, остаются на пальцах отпечатки букв.

В обеденный перерыв багермейстеры, их помощники, слесари-профилактики собрались в кружок. Одна за другой подходили женщины, работающие на уборке торфа. Их цветные платки и кофты запестрели между синими и черными спецовками мужчин.

— Передовица дельная!

— И письма трудящихся есть! Правильно работницы жалуются на торфоснаб — почему не привозят шерстяных и шелковых тканей…

— Слесарю третьего участка досталось… Пусть лучше ремонт производит.

— О! А вот Шатров на снимке-то вышел не шибко…

— Да, подкачал передовой багермейстер.

— Не я подкачал, а фотограф! — Степан Петрович улыбнулся, но ему все-таки было неприятно, что в газете он мало на себя похож. Да и поза у него какая-то неопределенная. Стоит Шатров у своего багера, опустив руки, и в небо смотрит.

Ирина Дружинина (она во время каникул работала секретарем редакции) успокоила Шатрова:

— Ничего, Степан Петрович, в следующий раз лучше снимем.

Первый номер газеты всем понравился, за исключением тех, разумеется, кого многотиражка зацепила. А слесарь третьего участка Михеев, хотя и был «зацеплен», сказал одобрительно:

— Гляди ты, вся газета-то на две цигарки, не больше, а места на многих хватило.

Главный инженер Максим Андреевич, получив газету, тоже был рад.

В первом номере подвалом шла его статья об использовании резервов производства. Хотя редакция сократила ее наполовину, однако содержание статьи нисколько не пострадало.

Но больше всех появлению газеты радовалась бригадир Марфуша Багирова.

…Широкая лента бледно-зеленого лунного света падает на ковровую дорожку на полу. Узор дорожки такой яркий, что даже при лунном свете он совсем мало меняется. Марфуша поворачивается со спины на бок и, опираясь локтем о подушку, мечтательно улыбается. Длинные черные косы падают с плеч до самого пола. Марфуша улыбается тому, что вот уже неделю она живет в светлой и уютной комнате образцового общежития, что от ее мужа сегодня пришло хорошее, наконец, письмо. Он, видимо, перестает сердиться на самовольство жены. А больше всего она улыбается тому, что сегодня о ней напечатали в газете. Еще бы! Заметочка, правда, небольшая, Марфуша подсчитала: всего в ней 26 строчек. Но зато там прямо так и сказано: «Лучшая работница предприятия Марфа Семеновна Багирова ежедневно перевыполняет производственное задание». Газета советует всем торфяницам, работающим на уборке торфа, учиться у Марфы Багировой.

Марфуша обвивает вокруг головы косы. Мысли ее уносятся в родную деревню. И что сердится муж? Детей у них еще нет — как раз самая пора поездить, бел свет посмотреть, на производстве поработать. Ведь она заключила договор на год. После она может снова поехать домой.

Марфуша вздыхает. Нет, она все-таки мужа перетянет сюда. Обязательно. А чтобы он поверил, что его жена не последний человек на предприятии, пошлет ему газету с заметкой.

Марфуша шарит рукой под подушкой, вытаскивает оттуда вчетверо сложенную газету, замотанную в цветастую шелковую косынку, развязывает зубами маленький крепкий узелок. Хотелось бы свет включить, да подружка так сладко похрапывает. Но и без света Марфуша знает, в каком месте газеты напечатана про нее заметка.

Она не пошлет, пожалуй, мужу газету. Еще затеряется на почте. Как же быть? Потом она спохватывается. Чудачка! Да завтра она попросит у кого-нибудь еще одну или купит на почте сразу несколько штук и пошлет в деревню.

Марфуша снова бережно завертывает газету в платок, кладет под подушку и, успокоенная, счастливая, вскоре засыпает.

4

Раздеваясь, Максим Андреевич вполголоса напевал:

По проселочной дороге

Шел медведь к своей берлоге

И, шагая через мост,

Наступил лисе на хвост…

Напевал, а сам видел перед собой засыпавшего сынишку. «Родной ты мой, Андрейка! — И опять вспыхнула досада на жену. — И чего она так долго тянет с приездом».

Максим Андреевич обвел взглядом комнату. На миг представил в ней Андрейку и Нину.

«Неужели бы мы втроем не прожили несколько месяцев и в этой комнате?»

Максим Андреевич знал, что сейчас ему все равно не удастся заснуть. Бесполезно ложиться спать. «Напишу Нине! — решил он. — Пусть собирается».

Говоров писал жене, что дом, в котором он должен получить квартиру, уже построен, заканчивают отделку, звал ее скорее приехать.

Запечатав письмо, он стал просматривать записи, сделанные им на заседании бюро рационализаторов.

«Какая все-таки, черт возьми, светлая голова у старика Шатрова! Простейшую вещь предлагает сделать, а она изрядно облегчит работу багермейстера, да и качество улучшится. Сейчас мы подведем кой-какие конкретные цифры…» Максим Андреевич достал из футляра логарифмическую линейку и занялся вычислениями.

Было далеко за полночь. В открытое окно потянуло сыроватой прохладой. Максим Андреевич взъерошил рукой свои вихрастые волосы. «Дорогой ты мой старик, а ведь получаются интереснейшие цифры!» Потом он вскочил, сбросил с себя верхнюю одежду и лег на диван. «Хоть перед рассветом, да надо вздремнуть…»

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

1

Галинке пошел третий месяц. Толстенькая коротышка, она, по мнению молодой матери, была «очень умным ребенком». Стоило ее распеленать, она начинала перебирать враз ножонками и ручонками, вращала глазами, силилась улыбнуться. «Все понимает!»

Лиза многому научилась. Прошло время, когда она боялась брать в руки это крошечное розовое тельце и не умела запеленать дочку.

Теперь уже Лизу не удивляло, зачем так много пеленок послала Анна Федотовна. То и дело приходилось их вытаскивать из-под Галинки, стирать, полоскать, сушить.

Вот и сейчас Лиза стояла над тазом с пеленками, от нетерпения переступая с ноги на ногу, ласково уговаривая хныкавшую Галинку:

— Что возишься? Или опять пеленка сырая? Подожди. Сейчас постираю, накормлю, и попробуй только не усни, беспокойное созданье! Мне заниматься надо, горе ты мое!

Через какую-то неделю защита диплома, а потом государственные экзамены. Лиза с трепетом ожидала их. Она вскакивала среди ночи, чтобы покормить дочку, а потом до утра сидела и занималась, думая об одном: «Лишь бы не проснулась Галинка, лишь бы дала позаниматься!» Постоянно болела голова — результат бессонных ночей и плохого питания. От прежней Лизы остались одни глаза.

Пришел Аркадий. Лиза попросила его занять дочку. Он подошел к кроватке:

— Агу-агу. Лиза, пройдет какой-нибудь месяц,