Шрифт:
Закладка:
– Сюити…
– Тогда ты взяла с собой только Юмико. И ни разу не написала нам. Ты хоть понимаешь, что передумал за эти годы брошенный тобой ребенок?
– Сюити, прости. Я виновата.
– Уже поздно, понимаешь? Поздно. – И он повесил голову.
В его глазах не было слез, однако, увидев крепко сжатые губы и опущенные уголки рта, как в детстве, Хисано поняла, что он плачет.
– Сюити… – пыталась сказать она пересохшими губами, как вдруг перед глазами промелькнуло что-то белое.
Женщина не успела еще понять, что это, как в груди вдруг глухо стукнуло. Что случилось? Ей показалось, будто сердце вдруг сжала чья-то рука.
– Мама?
Видимо, Сюити тоже заметил нечто странное. Он растерянно смотрел на нее, он наконец-то назвал ее мамой, а она даже не могла ответить.
– Мама!
Невозможно дышать. В груди что-то сжалось. Руки и ноги холодеют, в глазах темнеет.
– Госпожа Хисано, держитесь! – настойчиво говорит голос. Может, Танимура?
Она заметила, что кто-то подскочил к ней, но не успели ее подхватить чьи-то руки, как тело лишилось сил и она упала.
«Да в чем дело? Что со мной?»
– Скорую! Быстрее! – кричал человек над ее головой. Последнее, что увидела Хисано, – роскошные алые цветы ночной красавицы, распустившиеся в саду.
Глава шестая
Опадают цветы
Стоял по-летнему солнечный день, напоенный свежим ароматом деревьев. Сихо играла с Цубаки и Момо. Слепящие лучи, пробиваясь сквозь ярко-зеленые листья, превращались в пятна света на земле и сверкали в летящих в разные стороны брызгах. В прозрачной воде, которая даже в самом глубоком месте не доходила Сихо до колен, было видно, как поднимаются со дна от шагов босых ног крохотные песчинки с илом.
На выступавшем из воды камне стояла Масухо, держа сухое полотнище и сменную одежду, и с улыбкой наблюдала за играми. Внезапно Момо, сунувшая мордочку между камнями, завиляла хвостом и залаяла.
– Нашла?
Цубаки откатил камень, на который лаяла собака, и оттуда выскочил краб.
– Вот молодец!
– Цубаки, гони его сюда!
Краб шустро уворачивался от преследователей. Если его поймать, Масухо пожарит его к полднику. Забыв обо всем на свете, Цубаки гонялся за крабом, насквозь промочив даже подвернутые полы кимоно.
– Поймал! – Он с радостным криком схватил краба. – Смотри, матушка!
Сихо улыбнулась и захлопала в ладоши.
– Молодчина! По-моему, это самый большой за сегодня.
– Мама, это тебе!
– Вот спасибо! Но ведь ты сам его поймал, лучше сам и съешь.
– Нет, ты ешь. А я поймаю еще больше! Момо, ищи!
Раскрасневшийся Цубаки позвал собаку. Однако та, навострив уши, смотрела куда-то в сторону. Там, за озером, на склоне напротив Масухо, за ними наблюдал Оодзару.
– Обезьяна. – Голос Цубаки вдруг изменился.
Во взгляде Оодзару, которого они давно не видели, читалось изумление. Губы сжаты, брови сведены – его лицо как будто выражало жалость, хотя глаза сверкали от радости, которую он не мог скрыть.
– Как поживаете, Ямагами-сама?
– Давно не виделись. Зачем пожаловал?
– Я прибыл с известием для вашей матушки.
– Для меня?
Сихо удивилась. Вдруг поднялся сильный ветер. Захлопали крылья, налетела тень: над их головами закружилась невероятно большая птица. Она опустилась вниз так быстро, что сломала несколько веток и прямо на их глазах влетела в воду. По поверхности воды распластались черные крылья, и вмиг, словно подняли вверх промокшую ткань, тень обернулась человеком.
– Надзукихико!
Молодой ятагарасу встал в воде, закрывая от Оодзару Сихо и Ямагами.
– Госпожа Сихо, что он вам сказал?
– Еще ничего.
– Правда? – вздохнул Надзукихико, потом неожиданно помрачнел и произнес, тяжело дыша: – Нам надо поговорить. Пожалуйста, вернитесь в комнату.
Оодзару тоже нахмурился:
– Не мешай мне, ворон.
– Замолчи, обезьяна.
– Прячь не прячь – она узнает. Хуже будет, если промолчать.
– Что такое? Что-то случилось?
Под внимательным взглядом Цубаки ятагарасу закусил губу.
– Ничего…
Сихо все равно заметила, что лицо Надзукихико напряглось. Это было непохоже на него, он явно хотел что-то сказать, но колебался.
– Не увиливай, говори открыто, – занервничал Цубаки, и Надзукихико бросил взгляд на Сихо.
Та поняла, что происшествие имеет отношение к ней, и только собралась задать вопрос, как обезьяна заявила:
– Твоя бабушка умерла.
– Не смей! – закричал Надзукихико.
Сихо не сразу поняла, что сказал Оодзару.
– Моя бабушка?
– Которая приезжала в деревню.
Девушка почувствовала, что кровь стынет в ее жилах.
– Не может быть…
Словно в поисках защиты, она посмотрела на Надзукихико, но тот зажмурился и весь как-то обмяк.
– Нет, этого не может быть. Ты просто хочешь заставить меня убраться домой, да? Не может быть, не верю…
Бабушка не умерла. Они ведь совсем недавно спорили…
Сихо упрямо повторяла:
– Я не верю.
Однако Надзукихико все так же печально смотрел на нее.
– Пожалуйста, успокойтесь и выслушайте меня. Ваша бабушка поехала к дяде, там они поспорили, и она потеряла сознание. На самом деле ее отвезли в больницу, и мы не знаем, жива она или нет.
Оодзару фыркнул:
– Не успокаивай девчонку. Я видел, как та упала: ей конец.
– Не болтай что попало!.. Сихо, выслушайте меня. Пока не приехали врачи, тэнгу оказал ей первую помощь. Ее еще могут спасти.
От дуновения теплого ветерка верхушки деревьев зашумели. «Наверное, скоро будет дождь», – промелькнуло в голове, будто мозг пытался отвлечься от реальности.
– Значит, бабушке правда стало плохо? Она ведь никогда не болела. Что случилось? – бормотала Сихо.
Надзукихико с неохотой ответил:
– Сказали, что это может быть инфаркт.
– Сердце?
Только теперь Сихо задрожала. Она никак не могла сосредоточиться.
– А где она сейчас?
– Ее отвезли в городскую больницу.
– Далеко отсюда?
Надзукихико колебался лишь секунду:
– Если поторопиться, доберемся за полчаса.
– Цубаки… – Девушка обернулась. Ребенок с каменным лицом смотрел себе под ноги. – Позволь мне выйти наружу.
Тот молчал.
– Дорогой мне человек в опасности. Пожалуйста, скажи, что разрешаешь, – с мольбой обратилась к нему девушка, но Цубаки все так же молча смотрел в никуда. – Ясно. Сейчас нет времени. Я вернусь, и тогда мы спокойно поговорим… Надзукихико, пожалуйста, отвези меня туда.
Сихо пошла к берегу, и тут из-за ее спины раздался тихий голос.
– Не позволяю.
Девушка почувствовала, как по спине побежали мурашки. Она похолодела.
– Цубаки?
Сихо обернулась и поймала тот взгляд, который давно не замечала у сына… Или, наоборот, тот, что раньше ей приходилось видеть довольно часто: в его глазах сверкал неприкрытый гнев.
Позади ахнула Масухо. Деревья зашумели от налетевшего ветра. Момо подскочила
