Начиная с двенадцати лет Костя каждый год пересматривал «Красных»– дорогущий сериал от «Нетфликс» об Октябрьской революции и Гражданской войне. Проект до такой степени прокоммунистический, что министр Дудь заругал его за очернение царской России и белого движения.

Ди Каприо наконец-то воплотил мечту миллионов и превратился в Ленина– умного, стоического, обаятельного стратега. Железный Феликс в исполнении Райана Гослинга– самый стильный и рьяный защитник подростков в истории– стал кумиром американских школьниц. Костю же прежде всего зацепила линия дворового арапчонка. По сюжету арапчонок, поначалу служивший пьяному барину, а затем и распоясавшейся колчаковской своре, бежал от белых и попадал в знаменитый бронепоезд Троцкого. Суровый председатель Реввоенсовета, сыгранный Оскаром Айзеком, обнадеживал бывшего холопа:

–Кончилась власть господ и шовинистов. Теперь все будет по справедливости. Мы строим социализм, а при социализме все жизни важны. Жизни простых женщин и мужчин. Жизни рабочих и крестьян. Жизни евреев и жизни черных.

На этих словах стальной взгляд наркома смягчался.

Посмотрев сериал в седьмой раз, Костя записался на бесплатный онлайн-курс по марксизму и вступил в местную ячейку «Объединенных левых сил». «Объединенные левые силы» занимались красным агитпропом, курировали профсоюзы и готовили в кружках кадры для будущей мировой революции. Костя понял это по решительному настрою, пускай на планетарный Октябрь пока никто не замахивался. Вслух, по крайней мере.

Андрей, лидер ячейки, на первой же встрече поставил новичка перед безжалостным выбором:

–Сталин или Троцкий?

–Э-э…– протянул Костя. Его швырнули на тонкий лед.– Наверное, все-таки Троцкий, хотя…

–Троцкист!– завопили кружковцы.– Гони его!

И захохотали так, что Костя чуть не бросился извиняться за политические заблуждения. Положение спас Андрей:

–Мы считаем, что противоречия между Сталиным и Троцким сняты историей, а современные сталинисты и троцкисты представляют из себя скорее фан-клубы великих деятелей, чем бойцов за дело пролетариата. И те, и другие– это упертые идеалисты, которые застряли в партийных разборках вековой давности. Наша задача– изучить исторический опыт и грамотно использовать его сегодня.

–Когда я сказал, что я за Троцкого,– все же поспешил объясниться Костя,– то имел в виду, что…

–Не стоит оправданий,– заверил Андрей.– Мы ценим заслуги и Льва Давидыча, и Иосифа Виссарионыча. Главное– не замыкаться на прошлом.

С первых дней Костю стали подключать к работе. Он раздавал газету «Прямая демократия» на проходной авиационного завода, клеил кумачовые стикеры в переходах и агитировал сокурсников за создание независимого студенческого комитета. С комитетом все обстояло неважно: Косте лишь удалось подбить троих одногруппников на чтение «Государства и революции» да навлечь на себя ненависть вредного профессора– закаленного либерала, убежденного, что во всех бедах России XXI века виноваты недобитые коммуняки.

–Поскреби коммуниста– найдешь фашиста,– повторял профессор.

Он преподавал политологию с лохматых перестроечных времен и за десятилетия до совершенства отточил навыки пыток над негодными студентами. Костя шесть раз сдавал ему зачет, прежде чем политолог снизошел до тройки.

–Может, вы вырастете из ваших чудовищных взглядов, а может, и нет,– напутствовал профессор напоследок.– В любом случае при определенных обстоятельствах вы бы с великим удовольствием поставили меня к стенке где-нибудь в подвале и пустили бы мне пулю в лоб. Да-да, с великим удовольствием. Хорошо, что обстоятельства у нас не такие.

Так из-за своих убеждений– точнее, из-за посягнувшего на них безумца– Костя лишился стипендии. Мелочь, а неприятно.

Веселая сессия сказалась и на активизме. Забыв о нормальной пище и сне, Костя выпал и из жизни ячейки. Он даже не успевал читать протоколы с планерок. После сессии горе-студент укатил на каникулы в соседнюю область. Там у бабушки в деревне он обтирался снегом и штудировал «Империализм как высшую стадию капитализма». Крепла уверенность, что путь, избранный Костей, суров и долог, но истинен. Да, враг силен и хитер. Да, в его власти находятся средства производства и карманные эксперты вроде невменяемого политолога. Только историческую логику не задушишь и на пересдачу не отправишь. Боевые отряды пролетариата сомнут олигархов вместе с их приспешниками и разнесут в щепки прокрустово ложе капитала. И Костя доживет до этого дня.

В ячейку он не вернулся. Во-первых, было неудобно появляться перед товарищами после длительного перерыва. Исчез, снова нарисовался– это не по-революционному. Во-вторых, Костя влюбился. Даже не влюбился, а рухнул в любовь с крыши высотки.

Их– на основе общих интересов и посещений– порекомендовал друг другу сервис знакомств.

Ее звали Надя, и она запоем читала Троцкого.

На этой почве она могла бы разругаться с либералами и сталинистами, да не разругалась. Сторонилась сетевых войнушек. Они, по ее словам, распаляли глупые страсти, которые к тому же не утолишь. Надя скромно вела паблик на пятьдесят человек, где рассказывала о печальной судьбе левой оппозиции в Союзе. А еще красила волосы в ярко-розовый и вязала цветные шапочки для сирот из детдомовцев.

Все это делало ее выразительным исключением из поколения, в котором Костя, как и многие в его возрасте, успел разочароваться.

На первом свидании он, опьянев от восхищения, заявил:

–Хорошее у тебя имя! Жаль, меня не Володей назвали.

–Ну тебя. Костя тоже здорово! Как Константин Семин.

–Ха, а ведь точно!– И Костя тут же спародировал ветерана левого блогинга:– Нас не интересуют голые факты– нас интересуют причины и следствия.

–Правда всегда одна,– подхватила Надя.– Спорно звучит. По-моему, правд много. Вот истина– она одна. Хотя и меняет постоянно формы.