Шрифт:
Закладка:
Беспомощная…
Такой шанс пожить! Ощущать, чувствовать, пробовать – и такая развалюха.
И еще этот со своими стараниями. Не дает ей и воздух испортить самостоятельно.
Параллельно кормлению Сергей раскладывал перед Лизой карточки, по которым двухлетки запоминают слова.
– Давай еще чуть-чуть, – приговаривал он, отправляя ей в рот еще одну ложку с переслащенной кашей.
Он указал на карточку с радугой.
– Это что?
Лиза силилась вспомнить слово. Конечно же, она его знает. Но в голову лезли совершенно другие слова: «цвета», «полоски», почему-то «подкова». Все не то.
Она морщила бледный лоб, стараясь вспомнить.
– М-м-м… Сейчас… Как же его… Краски?
– Радуга, – поправил Сергей, отправляя ей в рот новую ложку.
Лиза выглядела обескураженной. Она глотала жидкую кашу без всякого энтузиазма.
Раздражение волной подкатывало к горлу.
Вкусовые рецепторы Лизы стали настолько чувствительны, что даже крупинки сахара было бы достаточно.
Невозможно, до тошноты сладкая каша.
Надо как-то ему сказать, а то ее задница буквально слипнется.
Тем временем Сергей достал следующую карточку с глупыми, детскими, неправдоподобными, улыбчивыми рисунками.
Порвать бы их к чертям собачьим!
«Собака».
Это она вспомнила.
– Собака! – Лизе стало противно от того, какая неподдельная радость прозвучала в ее голосе.
Гребаная собака.
Вспомнила.
Большое достижение.
– Молодец, – Сергей тоже радовался, как мать-наседка. – А это?
Он выложил перед Лизой карточку, на которой были изображены нелепые люди, державшиеся за руки. Что-то в их приторных, почти как ее каша, улыбках раздражало Лизу еще больше.
– Люди, – бросила она и потянулась к ложке.
Однако Сергей не придвинул ложку, а напротив, убрал подальше.
Какого…
– Подумай лучше. Ты знаешь это слово. Не сдавайся.
– Просто люди, – повторила Лиза, нахмурившись.
– Нет, не просто люди, а люди, которые живут вместе и любят друг друга.
Она в упор не помнила этого слова.
И вообще его затея с карточками, которая поначалу показалась ей полезной, теперь только бесила.
Ничего она не помнила.
Лиза ненавидела это тело.
И очень-очень хотела, чтобы все поскорей закончилось.
– Не помню… – вышло как-то беспомощно.
– Семья, – Сергей старался говорить бодро, но то, что она не вспомнила и это слово, кажется, расстроило его больше, чем неудача с радугой.
Просовывая ложку с кашей ей в рот, Сергей случайно ударил по зубам.
Боль…
Еще одно забытое ощущение.
– Извини, – пробормотал Сергей, вытирая расплескавшуюся по ее лицу кашу.
Натянув вымученную, неестественную улыбку, Лиза отвела его руку и попыталась взять ложку сама.
– Дай… дай мне… это…
Она забыла слово.
Этот полусонный мозг плохо слушался ее. Когда она разговаривала с Сизифом, таких проблем не возникало, ведь они общались образами и мыслеформами, но когда пыталась говорить, забывала половину слов.
– Ложку? Это ложка, – Сергей с улыбкой протянул ей столовый прибор.
Разумеется, ложка, кретин. Лиза сама знает.
Это тупой мозг твоей ненаглядной спящей красавицы ни черта не знает.
Лиза попыталась зачерпнуть кашу и донести до рта, но у нее не получилось. Эти одеревенелые руки, забывшие, как жить в этом мире, расплескали все на одежду и на волосы.
– Ничего, – Сергей опять говорил своим раздражающе успокаивающим тоном, – ты научишься снова.
Лиза неожиданно ударила кулаком по тарелке. На это координации у нее хватило.
Тарелка перевернулась и измазала Лизу еще больше. А заодно и Сергея.
– Чертова греб… гребаная к… каша! – прокричала она. – Я ничего не могу! Все бесполезно. Я не могу… не могу… вспомнить… ходить… и как это… забыла, черт его дери!
Спустя мгновение она встретилась взглядом с Сергеем. Тот смотрел на нее удивленно и заинтригованно. Она не смогла прочитать его мысли. Но зато смогла оценить, как нелепо выглядели они оба, перемазанные кашей.
Комочек каши упал с волос ей прямо на нос.
Сергей снял его пальцем и съел.
– Господи Боже, – сказал он. – Как много сахара!
Несколько мгновений они смотрели друг другу в глаза и вдруг улыбнулись. Одновременно.
Оба смутились, отвели взгляды, но позволили себе рассмеяться.
Что еще было делать в этой ситуации.
– Пойдем. Я тебя вымою, – сказал Сергей.
Сергей положил Лизу в горячую ванну.
И принялся мыть ее мочалкой.
Если бы не размазанная каша, сцена вполне бы смахивала на эпизод из какого-то сопливого фильма, который она, кривясь, смотрела в юности.
Все это слишком…
Слишком не для нее.
– Расскажи, за что ты меня… м-м-м… забыла слово, – начала она.
– Полюбил? – спросил он, натирая ей спину.
– Кажется, да.
Сергей улыбнулся, глядя куда-то в стену, будто там, как на экране, показывали кадры из прошлого.
– Ты всегда была необыкновенной. Ты… – он взял ее за руку и посмотрел в глаза, – самый добрый и любящий человек, которого я когда-либо встречал.
Лиза рассмеялась.
Получилось невесело.
Она отвернулась.
Она не хотела смотреть ему в глаза.
– Ты меня совсем не знаешь, – тихо сказала она, а потом бросила взгляд на книгу, которую каждую ночь перед сном читал ей Сергей. – Зачем эта твоя Маргарита все это делает? Для чего ей столько… м-м-м…
Опять не могла поймать слово.
Оно витало совсем близко, но никак не попадало в разум…
Вот оно!
– Трудностей. Ведь ее никто не заставляет.
Сергей намочил Лизе волосы и начал втирать в них шампунь.
Шампунь резко пах каким-то фруктом.
Лиза не помнила, каким.
– Странно, – проговорил Сергей. – Однажды ты сама мне ответила на этот вопрос.
– Похоже, я была очень… умной. Наверное… как же это называется… отупела в коме.
Сергей улыбнулся.
– Не отупела. Просто нейронным связям нужно восстановиться. Так уж устроен мозг.
Да что бы ты понимал, фигов доктор!
Чем же я, по-твоему, думала, когда без всяких там, мать их, нейронов, без мозгов, без рук и ног составила твой подробный психологический портрет?
– А Маргарита поступает так, – продолжал доктор, – потому что любит. Любит его больше себя.
Лиза отвела взгляд и опустила голову. То ли ее разморила горячая ванна, то ли она просто устала. А может, не знала, как реагировать на эти слова, на всю эту сцену из кино, от которой она кривилась… поскольку не верила, что так бывает.
«Ты самый добрый и любящий человек».
Какая чушь!
Она никогда не любила кого-то больше себя.
И никто никогда не любил ее больше себя.
– Ты не сможешь долго вот так… Скоро возненавидишь меня. Я знаю. Любую бы возненавидели.
Зачем она сказала это?
Лиза не знала.
Будто бы немного заигралась в женщину, которую так любят.
Кормят, выхаживают, моют, читают ей вслух любимую книгу.
Сергей взял Лизу за подбородок и поднял ее голову.
– Ты не любая, – сказал
