– Ладно, – тут же согласилась я.

Лечение затянулось, боли были неимоверные. Захар пришел навестить на третий день после того, как очутилась в больнице.

– Представляешь, Надя… – протяжно сказал он, – моя мама каким-то образом посчитала твой срок беременности и решила, что ребенок не от меня. Что ты его в Бузулуке нагуляла.

Захар после таких слов вопросительно уставился на меня, желая, вероятно, услышать возмущение и оправдание.

– Разумеется, – я устало кивнула головой, – специально за этим туда и ездила.

– Надя, я серьезно…

– И я серьезно. Пошел ты на фиг, Захар. Иди и женись на своей мамочке. И наймите репетитора по математике.

– Прости, Надя… Надя, прости, – Захар схватил меня за руку, когда я попыталась встать и пойти в палату.

В этот момент мимо проходила Маргарита Генриховна. Заинтересованно взглянув на меня, она махнула рукой в сторону процедурной:

– Пожалуйте на инъекцию.

Я ушла в процедурный кабинет. Там пожилая медсестра сделала мне два укола в ягодицу и изготовилась сделать третий укол в вену. На этом этапе у медсестры что-то не заладилось. Чтобы я не скучала, она затеяла разговор:

– Какой у вас диагноз?

– Замершая беременность, – ответила я.

– Что же вы такое наделали? – покачивая головкой, как кукла-неваляшка, ласково пробулькала она.

– Ничего!

– Грипп у нее был, насморк сильный, – раздался из-за моей спины голос Маргариты Генриховны.

Медсестра вздрогнула и поцарапала мне руку.

На следующий день Захар пришел с цветами и конфетами. Конфеты были невкусные, а цветы через день завяли. То ли дело принес цветы ухажер моей соседки по палате Вике! Огромные розы простояли две недели, как только что срезанные. Соседку выписали, а они все стояли. Все женщины ахали на такую любовь. Вика делала аборт.

Борьба со страхом

Прокантовавшись в больнице полтора месяца, выписалась. Маргарита Генриховна на прощанье сказала, что детей у меня не будет. Вообще.

Пришла жить к родителям. Они всеми силами пытались делать вид, что ничего не произошло: иногда возникало ощущение, что мы вернулись во времена моего младшего школьного возраста. Только Даша была очень радостной. Я ходила на работу, после работы сидела дома. Захар заходил раз в два дня. Свадьба как бы откладывалась по молчаливому согласию сторон. Срок, на который она намечалась, прошел, и все находились в подвешенном состоянии. Мною завладевало отчаяние. По ночам снились кошмары и я не могла выспаться, а днем охватывала непонятная сонливость.

В один из вечеров, когда домашние уже спали, я сидела на кухне и тупо смотрела телевизор. Показывали что-то научное. «Науки, – вещал человек в костюме, – именуемые оккультными – а это действительно науки, хотя многие и до сих пор именуют их шарлатанством, как в свое время именовали генетику и кибернетику, – эти науки исследуют взаимосвязи между явлениями, между которыми на первый взгляд вообще не может быть никаких взаимосвязей…». Вдруг мне показалось, что все, что со мной происходит, – понарошку. Будто все вокруг – фильм, а я – зритель. Будто все люди живут в другом измерении, которое не соприкасается с моей жизнью. Я в полной изоляции, и надо что-то делать. И тут меня потихоньку стал забирать страх. Сначала неясное какое-то беспокойство, потом – тревога, а дальше – безудержный, сумасшедший страх: такой силы, что в животе что-то сжалось, стало трудно дышать и замутило. Я с трудом подавила в себе желание закричать что есть мочи. Весь вечер боролась с этим страхом, а под утро заснула и закричала от ужаса, пугая родных.

Через день договорилась о встрече с Захаром.

Встретились в парке у дома моих родителей. Стояла дождливая осень, гулять было темно и холодно.

– Захар, – начала разговор я, пиная черные листья под ногами, – мне плохо. Я хочу прояснить наши отношения. Ты на мне женишься?

– Тебе обязательно сейчас? Давай попозже.

– Нет, Захар. Сейчас или никогда. Если ты завтра не пойдешь со мной подавать заявление, то можешь вообще забыть о моем существовании.

– Надя, да что с тобой? Раньше ты сама не хотела, а теперь тебе приспичило!

– Короче: нет?

– Не знаю.

От Захара был виден только силуэт. Призрак. Опять призрак. Меня постепенно охватывал приступ страха. Начало мутить. Я повернулась к призраку спиной и пошла по направлению к родительскому подъезду.

– Надя, Надя! – Захар забежал вперед и схватил меня. – Ну что случится, если мы позже решим этот вопрос?

– Ты дурак, Захар. Я жить не хочу. Я себе вены перережу. А потом ты решай этот вопрос.

– Надя, Надя, подожди… – Захар заплакал. – Подожди. Я обещаю… Я клянусь, что завтра приду к тебе утром с паспортом. Я возьму отгул. И ты жди меня. Мы сходим и подадим заявление. Завтра. Клянусь.

Когда мать Захара узнала, что Захар подал все-таки заявление, она неделю никак не комментировала случившееся. Екатерина Юрьевна уже успела уверовать в то, что гроза пронеслась стороной: нет беременности – нет проблемы. Ей казалось, что она сумела настроить сына против меня; она не считала нужным справиться о моем здоровье и порвала всякое общение с моими родителями. Спрятав на всякий случай паспорт Захара, она настолько потеряла бдительность, что сама же указала ему потайное место: Екатерина Юрьевна и представить не могла, что мое влияние на ее сына еще в силе.

Оправившись после недельного молчания, она вместе с мужем явилась к моим родителям договариваться вновь о свадебных нюансах. Я предложила не тратиться, но меня никто не послушал.

– Захар – мой единственный сын, и мне для него ничего не жалко, – отрезала будущая свекровь.

– Мы Надю тоже очень любим, – торопливо закивала мать. Ради того чтобы поднять мою и семейную репутацию, она готова была не только отдать то, что есть, но и влезть в долги.

Я тоже понимала, что замужество спасет меня от роли изгоя в семье и обществе. Всю жизнь с Захаром я прожить не собиралась и планировала развод в благоприятное время.

Однако моего душевного состояния свадебные приготовления не улучшили. Становилось все хуже с каждым днем. Особенно по вечерам. Я пила успокоительные, бормотала «Отче наш» на кухне, когда все спали, но страх не отступал. Я стала класть библию под подушку, предварительно прочитав там что попадется, – ничего не помогало. В один из вечеров, не в силах выдержать приступ страха, я схватила с полки бокал и с грохотом разбила об пол. Один осколок отлетел и поранил мне ногу. На шум сбежались родители.

– Даша спит, а ты гремишь! – начала было мать, но, увидев мои глаза, остановилась.

– Надя,