Шрифт:
Закладка:
Судья не обратила на них внимания. Лишь продолжила:
— Мистер Фарнхэм, мисс Диксон?
Мой адвокат испуганно оглянулся на родителей, прежде чем снова обратиться к судье.
— Да, мэм, именно так…
— Вы понимаете, что, признав свою вину, вы лишитесь права на апелляцию? И лицензия будет приостановлена на три года. Так же вы понесете штрафы, возложенные на вас.
Отец выругался, встал и повысил голос. Я не знаю, что он собирался сказать. Судья прервала его, царственно и невозмутимо.
— Вы можете подождать снаружи, сэр.
— Ваша честь, — сквозь зубы процедил папа.
— Либо вы выйдете сами, либо вас выведут из зала суда, — ответила судья.
Мама встала рядом с ним и положила руку ему на локоть. Меня передернуло, когда он отстранился от ее прикосновения. Они иногда ругались, а однажды на День Благодарения отец выкинул свою бейсболку. Меня потрясло, когда он отмахнулся от мамы. Я ни разу не видела, чтобы он делал вот так. Выходя, отец бросил сердитый взгляд. Он предназначался не мне, но я знала кому.
Грей
Интересно то, что я не знаю с чего начать. В ее комнате полно подсказок. Я сижу на кровати и размышляю над этим, как над головоломкой. Семейные фотографии — ложь. Ее брат мертв, и огонек его души находится в моей банке. Лодка принадлежит ее отцу. Весла появились из ниоткуда, а колдовские шары — пустая магия.
Уилла не верит в волшебство. Она признает мое существование и в то же время отрицает. Презирает, ведь в этой самой комнате она поверила в самое худшее. Я хочу, чтобы она заняла мое место. Хочу поцеловать ее, передавая свое проклятие, почувствовать, как моя жизнь возвращается, благодаря теплу ее губ.
Но по своей воле! Сознательно! Я существо, но не чудовище. Хотя она не видит разницы. Признаюсь, я ранен, но несильно. Я пошатнул ее уверенность. А она дала мне надежду.
Приподнявшись на локтях, я растворяюсь в ее постели. Она пахнет Уиллой, но очень слабо. И этого недостаточно, чтобы снова вызвать боль в груди. Я окидываю взглядом балдахин. Беленые ракушки и морские ежи усеивают линии, океанические созвездия заменяют звезды. Вокруг море, ее фотографии, воспоминания, но я не думаю, что эти атрибуты несут для нас одинаковое значение.
Я ненавидел лодку своего отца. Прорубать лед почти также увлекательно, как завтракать овсянкой. Мы меняли направление в зависимости от времени года. Зимой ходили в Мэн, а летом в Новую Шотландию. Холод и сырость пронизывали корабль насквозь. И мне никогда не было тепло.
Каждый раз лодка уносила меня в никуда. На воде мне было одиноко, пусто и плохо. Ничем не лучше сидеть в пустой комнате, не имея под рукой даже книги.
Закрыв глаза рукой, я задерживаю дыхание. У нас с Уиллой разные приоритеты. Но я открываю их, намереваясь понять ее. Позволю себе сгореть и почувствовать вкус отчаяния. Она ведь смогла — прошлой ночью Уилла кашляла и боролась, даже находясь без сознания.
Это правда, что я не могу умереть. Мое тело ненастоящее, но оно прекрасно справляется со своей ролью. Моя воображаемая борода растет. Вьющиеся волосы ниспадают на глаза. Тело имитирует голод, а бестелесный мозг работает и иногда мне снятся кошмары. Я ощущаю биение сердца. Его нет, но думаю, что все равно чувствую его. Я сажусь и снова рассматриваю комнату Уиллы. Вот она в белых, зеленых и голубых оттенках. Вода, фотографии. Я бросаю взгляд на колдовские шары. Они покачиваются на окне. Вибрации рассеивают свет, который струится сквозь окно. Лучи мерцают вдоль стен, играют на волнах.
Вот и ответ. Дело не в том, что она несет в себе скрытый источник магии. Просто я — ее раздражающее исключение.
Удовлетворенный своим открытием, я встаю. Нет, в ней нет никакой тайной магии. Я для нее всего лишь дополнение к океану. А ведь она жаждет жить в нем. Возможно, в этом вся Уилла. Может, и нет в ней загадочности.
Но когда я спускаюсь на кухню к моей новой музыкальной шкатулке, беспокоюсь. Такое пульсирующее чувство на затылке. Боли нет. Ощущение появляется, задерживается и уходит. Мне от этого не по себе.
Медные детали моей самой старой музыкальной шкатулки блестят на свету. Я мечтал о песне, которая придала бы ей смысл. И вот, что я получил в подарок. Часовой механизм, который я собрал сто лет назад, самый первый. Детали вибрируют, когда я прикасаюсь к ним. Несмотря на столетие, неважно, как много часов я потратил на создание шкатулки, это занятие приносит мне удовольствие.
Я осторожно поднимаю механизм и поворачиваю ключ. Жестяные детали начинают работать, отдаваясь вибрацией на моей коже. Моя душа скорбит вместе с балладой. Тексты песен всего лишь иллюзия на листке бумаги. Слова могут исчезнуть, так уже было. Эту песню, играл дудочник моего отца. Даже когда я был жив, мелодия являлась старой, древней.
«Моя возлюбленная сказала мне, моя мама не возражает,
И мой отец не будет смотреть свысока, из-за того, что ты не богат.
Она покинула меня, и вот что она сказала:
Недолго ждать осталось до дня нашей свадьбы».
Пульсация на затылке немного усиливается. Это означает, что я что-то узнаю. Опустившись на свое место, я поворачиваю ключ, и мелодия играет снова.
Глава 17
Уилла
Машина не самое лучшее место для ссоры. Хотя видимо мои родители считали иначе. Чего не скажешь обо мне. Когда отец закрыл водительскую дверь, сказал:
— Как ты это объяснишь, Уилла?
— Оставь ее в покое, — ответила мама, пристегнув ремень безопасности и указала рукой на дорогу. Этот жест означал замолчи и поехали. Садись за руль прежде, чем это сделаю я.
Папа зажал педаль тормоза и включил передачу. Медленно сдал назад, потому что в городе отец ездил так всегда. Визг покрышек по асфальту был бы более трагичным, но, пожалуй, нет никого драматичней, чем мой отец. Аккуратно выехал на шоссе и посмотрел на меня в зеркало заднего вида. Несмотря на то, что мама его предупредила, он выжидающе поднял брови.
— Ну так что?
— Тебя не было, когда приходил обвинитель, — ответила я.
Мама резко повернула голову.
— Ты сделала то, что тебе сказали, так что не переживай.
Я собиралась ответить, но отец вдруг произнес:
— Что?
— Это не единственный суд, о
