В отличие от государства, для ряда солдат, матросов и офицеров, не говоря уже о промышленниках и купцах, война вовсе не являлась затратным делом. Наоборот, боевые действия позволяли вторым изрядно поправить собственное материальное положение, а первым не только продвинуться вверх по служебной лестнице, но и пополнить свои карманы звонкой монетой с реализации взятых в бою трофеев. Особенно это касалось экипажей кораблей, что получали свою долю от продажи перехваченных судов и их грузов. Не стала исключением и начавшаяся война. Так если в иной истории русским рейдерам, по причине господства на море японского флота, было чрезвычайно трудно отправлять задержанные суда в свои порты, то ныне ситуация складывалась несколько иначе. Пусть путь во Владивосток через воды Корейского пролива был перекрыт, а Порт-Артур и Дальний постоянно находились под присмотром японских бронепалубников и истребителей миноносцев, никто не мешал отправлять задержанные суда на Филиппины, где имелся скромный клочок земли находящийся под флагом Российской империи. В результате, в девяти случаях из десяти, именно там призовой суд в кратчайшие сроки принимал решения о конфискации того или иного имущества, после чего меняющий флаг трофей мгновенно переводился в нейтральную Манилу, где и находил нового хозяина. Процедура эта в преддверии войны была отработана заранее и потому все нужные люди, с которыми следовало поделиться, с распростертыми объятиями принимали, как грузы, так и суда, достающиеся им максимум за треть реальной цены, а то и дешевле. Причем, порой дело доходило до того, что те же самые грузы впоследствии перепродавались той же Японии. И даже пароходство «Иениш и Ко» принимало активное участие в подобных делишках ради двухсот и более процентов прибыли. Естественно, в данном случае речь не шла о поставках оружия, боеприпасов или материалов для их производства. Но вот шерсть, продовольствие или чугунные чушки с частями паровозов, если в них не имелось собственной нужды, отправлялись к берегам Японской империи на бортах судов Восточно-Азиатской компании, трогать которые капитанам русских кораблей было строжайше запрещено. Кстати под флагом этой же компании с началом боевых действий продолжили свой нелегкий труд все китобойные суда графа Кейзерлинга, так что, ни финансовых потерь от блокирования основного рынка сбыта, ни конфискации японцами судов, не случилось. Даже наоборот — в связи с налетами русских крейсеров, которые не гнушались десятками топить утлые суденышки японских рыбаков, цены на продовольствие в Стране Восходящего Солнца неудержимо поползли вверх, а привозимая продукция рыбного и китобойного промысла скупалась мгновенно по куда большим ценам, нежели прежде. Да, кто-то мог сказать, что подобным образом могли наживаться на войне только предатели. Но, откровенно говоря, для всего мира, и для России тоже, это была обычная практика. Стоило вспомнить хотя бы героическую оборону Севастополя, когда львиная доля полагающегося русской армии снабжения за долю малую оказывалась в руках англичан и французов. Другими словами, если не одни, так другие, точно взяли бы на вооружение столь перспективную бизнес-идею. И потому, по причине невозможности предотвращения подобного хода событий, было принято решение их возглавить, с тем, чтобы деньги текли исключительно в нужные карманы, а противник получал не все подряд, а только товары потребные больше мирному населению, нежели армии. К тому же это, в некоторой мере, способствовало ведению разведывательной деятельности в пользу отечественного флота. Но если с гражданскими судами и моряками матросы и офицеры призовых партий всегда и везде вели себя сдержанно и даже вежливо, то с кораблями находящимися под японским военно-морским флагом никто не церемонился, даже если это был вспомогательный крейсер. Да и сами японцы не спешили спускать флаг, отстреливаясь до последнего. Так случалось прежде, так произошло и на сей раз. Но, как бы смешно это ни звучало, главная победа отряда сформированного вокруг «Славы», пришедшей в охотничьи угодья «Рюрика», принадлежала не крейсеру, а небольшим миноносным кораблям, открывшим свой счет еще в первые дни войны.

Тогда, после боя у Чемульпо, «Слава», наведавшись в Дальний, задержалась на военно-морской базе лишь на неделю для исправления незначительных повреждений и пополнения запасов угля с боеприпасами. Как бы Степан Осипович ни желал оставить этого красавца при себе, он прекрасно осознавал, что столь мощный крейсер куда лучше покажет себя в охоте на японские одноклассники и транспорты, нежели заняв место в броненосной линии. Потому, по завершении всех работ, «Слава», лидируя вспомогательный крейсер «Урал», носитель торпедных катеров «Капитан 1-го ранга Иениш» и пограничный крейсер «Плутовка», которым стала получившая все полагающееся скрытое минное вооружение личная яхта почившего Виктора Христиановича, ушел в свои охотничьи угодья, заглянув по пути в уже знакомый корейский порт. К этому моменту информация о нахождении в Чемульпо сильно поврежденного японского броненосца уже дошла до ведома командующего Тихоокеанским флотом, но гнать туда свои уцелевшие броненосцы Макаров поостерегся, опасаясь якорных мин. В принципе, в этот раз Протопопов тоже не решился подводить непосредственно к порту свой крейсер. Да и что он мог сделать? Чемульпо до сих пор оставался нейтральной зоной, и открытие огня по находящимся в нем японским недобиткам, ни к чему хорошему привести не могло. Но, следуя поговорке — «не пойман, не вор», Николай Николаевич не отказал себе в удовольствии подгадить противнику. Потому к вечеру все шесть керосиновых торпедных катеров уже подошли к северному проходу в порт, а с наступлением темноты принялись красться на малом ходу на внутренний рейд, где находились подсвеченные редкими огнями корабли, как японцев, так и нейтралов.

Нет, Протопопов не забыл о своих подозрениях по поводу судьбы укрывшихся в порту японских кораблей. Япония просто напросто не могла себе позволить оставить их здесь, как интернированные, особенно в случае занятия всей Кореи своими войсками, что должно было случиться уже очень скоро. В тот раз нейтралы не позволили ему довести дело до логического завершения, но вот сейчас, под покровом ночи, вряд ли кто мог опознать в крадущейся по водной глади едва заметной тени русский торпедный катер.

Шесть катеров, двенадцать небольших 356-мм торпед и досконально зарисованный штурманом «Командора Беринга» план внутреннего рейда с указанием мест стоянки всех судов и кораблей позволили русскому флоту до конца войны вычеркнуть из списка противников не только получившего еще пять прямых попаданий торпедами «Ясиму», отчего весь левый борт броненосца превратился в нагромождение перекрученного железа, а все внутренние отсеки вплоть до верхней палубы оказались полностью затоплены, но и перевернувшийся кверху килем бронепалубный «Нанива», у правого борта которого подорвались три самоходных мины. Причем крейсер погиб настолько быстро, что спастись с его борта смогли всего два матроса, а все прочие, включая контр-адмирала Уриу, упокоились вместе с кораблем. Вслед за своим флагманом последовал на дно и последний бронепалубник 4-го боевого отряда. Обе торпеды, пущенные с борта катера № 6, угодили точно в центр «Такачихо» тем самым обеспечив быстрое затопление машинного и котельного отделений. Правда, в отличие от «Нанивы», последняя жертва устроенной катерниками ночной резни не завалилась на борт, а утонула на ровном киле, так что мостик, мачты и трубы остались торчать над поверхностью воды.