Получилось, что мы расстались по телефону…

Боже, о чём я думаю? Красиво ли бросил девушку? Убийцу моего ребёнка? Думала ли она о красивости, когда руки распускала возле беременной женщины?

Полине наш разрыв послужит хорошим уроком. Пусть не думает, что всё ей всегда будет сходить с рук.

И Арине спасибо скажет, что до сих пор на свободе!

33. Лев

Я навещал Арину в клинике каждый день. Приносил ей цветы, сладости, подолгу разговаривал с ней. Что я мог ещё для неё сделать?

Ничего.

Моей заботы и слов утешения было явно недостаточно, чтобы перекрыть нашу с ней общую утрату. Я пытался отвлечь жену, развеселить, но всё сводилось к тому, что мы с ней вновь и вновь возвращались к нашей беде и заново переживали её. Может быть, со временем станет легче, но пока свежи воспоминания и эмоции, облегчения не предвиделось.

Арина больше не заикалась о полиции и вообще про Полину не вспоминала, но я понимал, что эта девчонка теперь навечно встала между нами. Если мы с женой не произносили имени Титовой вслух, то это не означало, что мы о ней забыли. Так или иначе, незримо она присутствовала рядом, ближе, чем хотелось бы.

Поля была в моём сердце, в голове, внутри меня самого. Въелась в кровь, влезла под кожу! Я весь ею пропитался, её запахом, смехом, голосом, стонами, блеском глаз. Поля, как сладкий отравленный сироп, в котором я утоп, захлебнувшись своими чувствами.

 Даже если я больше никогда не увижу её, что, конечно, маловероятно, ведь у нас с ней общий бизнес, то не думать о ней не получится.

Я пытался возненавидеть девчонку. Честно пытался. Так мне было бы гораздо легче пережить разрыв и разлуку с ней. Но я не мог в достаточной мере взрастить это чувство внутри себя. Ненависть у меня была только к самому себе за то, что я так слаб, когда дело касается Поли. Я только злился на неё за то, что она сглупила, поддавшись эмоциям, набросившись на соперницу, но любить её не переставал ни на мгновение.

И от этих моих безрассудных чувств некуда было деться. Я носил их с собой и переживал так остро и болезненно, как будто бы мне других проблем было мало. Часть меня умерла с этой трагедией, мне никогда не стать прежним, не вернуть моей непоколебимости, целеустремлённости и самообладания.

Да и к чему теперь стремиться? Я будто упёрся в толстую, непробиваемую стену лбом. Пробивать её не было смысла и желания, ведь за ней ничего.

Просто вакуум.

Не Поля меня растоптала, а ситуация, которая сложилась вокруг меня. А внутри одна сплошная боль от потери, иногда сменяющаяся пустотой. Потеряв одновременно и ребёнка, и Полю я утратил надежду на то, что мы с ней когда-нибудь будем счастливы. Да кого я обманываю? У нас и раньше с ней не было ни единого шанса, из-за меня опять же.

Я всё делал на автомате. Жажда к жизни пропала не только у моей жены, мне как-то тоже жить было уже неинтересно. Всё стало предсказуемо до тошноты, как будто я сам себя приговорил к пожизненному с женщиной, которую я не люблю, которая никогда уже не родит мне ребёнка, но я должен нести за неё ответственность, и от этого никуда не деться.

Даже работать толком не мог, то и дело косясь на опустевшее рабочее место Титовой. Мне казалось, что сейчас я поверну голову и увижу её, но нет. В спортзал Поля тоже перестала ходить, а потом и я перестал, потеряв интерес к тренировкам.

Мне бы радоваться, что Полина сделала так, как я ей велел – исчезла из моей жизни. А я метался, как больной, в надежде увидеть её хоть одним глазком, хоть мельком.

Я запретил себе звонить Поле и искать с ней встреч. Знал, что она переживает, чувствовал это, но не мог утешить её. Я уже сделал выбор, кого мне утешать. Разве мог я бросить теперь несчастную Арину? Нет, я не настолько конченый. Это было бы верхом мудачества!

И Поля сделала свой выбор, сама того не ведая, перечеркнув своей глупостью всё, что было между нами.

Боже, как пережить всё это?

Жалел ли я о том, что связался с Полей?

Миллион раз!

Сейчас бы я наглаживал живот Арины, а не мучился, разрываемый чувством вины.

Поля, Полечка… Девочка, ставшая ярким воспоминанием, несбыточной мечтой, разбившейся вдребезги, моим наваждением и болью, моим пиздецом!

Как-то нужно было продолжать жить. Ради чего? Да хер его знает…

Вскоре Арину выписали из клиники, и я забрал её домой. Она ходила бледной тенью по дому, почти не разговаривая со мной. Меня снова пробрало до слёз, когда она в истерике выкинула в мусорку детские вещи, купленные для нашего нерожденного малыша. Их было немного – пара игрушек и комбинезончик, но это было нереально тяжело.

Я не знал, что мне делать с женой, как облегчить её страдания, поэтому, когда она завела разговор о том, чтобы снова вернуться к работе в театре, я выдохнул с облегчением. Может быть, хоть так Арина перестанет убиваться от горя? В театре как раз ставили новый спектакль и ждали только Арину, когда она оправится от удара.

Конечно же, я проспонсировал постановку без вопросов. Лишь бы Арине было хорошо, лишь бы она не плакала.

Сам же я ежеминутно боролся с желанием поехать к Полине. Не знаю зачем. Просто увидеть её. Просто обнять.

 Нельзя, господи, нельзя даже думать о таком, а ехать к ней, тем более!

Я знал, что у Поли через месяц сессия, и она уедет в Лондон – только это утешало. Чем дальше она будет от меня, тем меньше у меня останется искушения увидеть её.

Вроде бы настроившись и собрав волю в кулак, я начал строить планы, исключив из них Полину. Мы с Ариной выбрали время и шикарный курорт, чтобы развеяться, и подстраивали под него свои графики работы. У нас до сих пор не было близости. Сначала из-за Поли, потом из-за выкидыша, а сейчас…

Не знаю в чём дело. Арина не стала уродливой, не постарела на сто лет, не была со мной неласковой и неприветливой. Она была всё так же сексуальна и красива, как и раньше, но меня что-то отталкивало от неё, и всё тут! Меня это жутко бесило, но я ничего не мог с этим поделать, не мог заставить