Шрифт:
Закладка:
ШМЕРЛИНГ. Мы имеем дело с очень малоизученной областью. Надо пользоваться опытом изучения таких вещей. Вот психология, что она 150 лет назад сделала в той ситуации, когда вещи были не сформулированы и трудно измеримы. Она стала измерять то, что уже умела измерять физика. Этот раздел называется психофизика. На измерении света, звука, других ощущений психология создала и отградуировала свою шкалу, отработала методику, здесь тоже надо посмотреть, как это довольно опасное оружие (а его опасность известна несколько столетий, а может быть, даже тысячелетий) — средство массового распространения информации воздействует на человека в разных ситуациях. В истории книгоиздания есть прекрасный пример. Первый, кто применил это в явном виде, был Мартин Лютер. Ему удалось напечатать несколько сот листовок и развесить всюду. Он добился своего. Сейчас есть такой маленький сектор, похожий на психофизику — это распространение знаний по науке, в смысле естественных наук, по физике. Он хорош тем, что мы более или менее знаем, как это есть на самом деле. Там есть идеальная, верная точка. Могу сказать, что СМИ в распространении знаний о естественных науках часто передают неверные знания и приносят очень большой вред. Даже такие официозные газеты, как «Российская» по пятницам печатают страничку о науке. Также можно предположить, что СМИ отчасти ПР, вообще все, кто может донести свою информацию до страниц, до ТВ, иногда не нарочно, иногда нарочно распространяют неверную информацию. Чаще по ошибке. Это дело опасное, но беда состоит в том, что это очень малоизученная область. Понимаете, вы как литератор попали прямо на золотую жилу. Хорошо известно, что литература часто опережает науки как канарейка в шахте, она очень хорошо чувствует газ. С канарейками, правда, иногда не очень хорошо поступают, но с литературой надо поступать лучше.
ПЕЛЕВИН. Я хотел бы чуточку прокомментировать одно ваше высказывание. Вы сказали, физика начинает с того-то и того-то, вырабатывает понятийный аппарат. А здесь область малоизученная, в которой еще этого нет. Мне кажется, что между физикой и тем, о чем мы пытались здесь говорить, есть одна разница. И заключается она вот в чем. Физика, когда она спускается на самое дно, доходит до такого уровня, когда начинаются кварки и так далее, она соглашается с тем, что само присутствие экспериментаторов, сам факт того, что ставится эксперимент, влияет на результаты этого эксперимента. Само то, что есть наблюдатель, то, что это делается специально, влияет на реальность. Мне кажется, что в области, о которой мы говорили, это происходит с самого начала. Потому что мы говорим не о чем-то, что существует отдельно от нас, мы говорим сами о себе. Мы говорим о том, что у нас в головах. Если люди считают себя кулинарами, они должны помнить о том, что они в любой момент могут стать котлетами.
ИОНИН. Давайте не будем сосредотачиваться на физических вопросах и сказать резко, без долгих послесловий, спасибо вам, во-первых, Виктору Пелевину, который очень внимательно смотрел на нас. Во-вторых, всем нам, которые очень внимательно смотрели на Виктора Пелевина и даже его комментировали. Так что пиар здесь взаимный, я бы так сказал. И я думаю, что главный вывод, который можно сделать из сегодняшнего обсуждения, состоит в том, что к выводам мы сегодня прийти вообще не можем, даже к промежуточным. Все это только подступы к теме, которая еще много раз будет становиться, может быть, в несколько другом повороте, в другом контексте, под другим углом предметом обсуждения на PR-лаборатории.
Оригинал — http://underpear.gyuvetch.bg/pelevin/pr_disc.htm.
Интервью М. Боярского с В. Пелевиным
27 декабря 1999. Евгений Иz, Радиостанция «Зима»
Михаил Боярский. Что, популярные писатели всегда опаздывают на три с лишним часа?
Виктор Пелевин. Да вот я думал было принести свои извинения, но вижу у вас здесь уже пара бутылок пустых… зря времени не теряете.
Михаил Боярский. Ладно. Первый вопрос такой. В детстве все мечтали стать космонавтами, там, разведчиками, все дела. Скажи, кем в детстве мечтал стать ты?
Виктор Пелевин. Ну, вообще я в детстве хотел стать читателем, хоть это и банально, да? Но стал писателем. А если серьезно, то мечта стать кем-нибудь — это только тень на поверхности разума, которого в сущности…
Михаил Боярский. Ладно. Тогда второй вопрос. Витя, вот я что-то не понял, какого хрена в твоей последней книжке «Дженерейшан П» в главе под названием «Три загадки Иштар», где герой накатывает мухоморов, у него сначала не оказывается при себе ручки, чтоб что-то записать, он пугает прохожего, а потом, уже на этой вышке чертовой он просто начинает что-то строчить себе в блокнот. Витя, откуда ручка-то у него взялась? Что такое?
Виктор Пелевин. …которого в сущности нет и никогда не было, а значит этой тени, то есть мечте, на самом деле не на чем лежать. Ее не на что повесить, да? Потому что можно бесконечно тереть о том, что все желания и мечты, в конце концов, так или иначе сбываются, но того, кто желал и мечтал, к этому времени может уже и не быть, но на самом деле его точно так же никогда и не было. Получается, что некто иллюзорный изо всех сил проецирует себя на тот экран будущего, который не то что иллюзорен точно так же, а просто начисто отсутствует, будь он хоть ручкой в моем тексте, хоть тем текстом, который у героя выходит из-под этой ручки, а хоть и самим этим героем. Понимаешь?
Михаил Боярский. Витек, ну че ты гонишь, че ты мне тут чешешь? Вон у тебя там же, только в главе под названием «Тихая гавань» чуть ли не сразу написано слово «ХУЙ». Это что, по-твоему, нормально?
Виктор Пелевин. Ну а что — нет? По-моему «ХУЙ» намного прогрессивнее, чем «ПИЗДА». А если посмотреть на это с точки зрения постструктурализма…
Михаил Боярский. Нет, ну если с точки зрения, то это, конечно, другое дело. А вот ты мне скажи — о чем твои книги, а? Нет, буддизм, кокаин, Че Гевара и вся эта хренотень — это ладно, фиг с ними. Но о чем, блин, ты пишешь там, а?
Виктор Пелевин (долго молчит, потом
