Ее глаза расширились, а губы разошлись в улыбке.

— Ты прав, — вздохнула она.

Она садится и смотрит на меня с тем же изумлением, что и в тот день, когда я утешал Себастьяна.

— Джексон, ты прав. Я была такой эгоисткой. Может, я и не понимаю, почему она сделала такой выбор, но она поняла. Я так старалась понять, что произошло той ночью, что забыла, как она выглядит.

Она вскакивает с кровати и распахивает дверцы шкафа. Она встает на носочки и берет с верхней полки коробку.

Я сажусь, когда она ставит ее на кровать. Она снимает крышку и забирается на матрас, сидя на коленях.

Дрожащей рукой она заглядывает в коробку и достает оттуда фотографию.

Улыбка дрожит на ее губах, когда она смотрит на нее. Я смотрю, как она рассматривает каждую фотографию, а потом достает со дна коробки конверт.

Ли, я бы хотела, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю. Ты поймешь это только тогда, когда подержишь на руках своего собственного ребенка. Для всего мира ты великолепна, но для меня ты всегда будешь моей девочкой. Я горжусь всем, чего ты добилась, и горжусь тем, какой женщиной ты станешь. Я знаю, что ты добьешься успеха во всем, за что возьмешься. Я очень верю в тебя, моя малышка. Если что-то случится и мне придется уйти, пожалуйста, прости меня. Пожалуйста, постарайся понять, что мир не всегда бывает черным или белым. Есть серые зоны, которые ты не видишь. Есть вещи, с которыми не поспоришь, и есть вещи, которые не обоснуешь фактами. Если бы у меня было одно желание для тебя, то оно заключалось бы в том, чтобы ты приняла это. То, что меня больше нет, не означает, что я перестану тебя любить.

Всегда, мама.

— Ты знаешь, что серый - это не цвет? Это оттенок, — говорит она, сворачивая письмо и кладя его обратно в коробку.

— Я не знал.

— Если ты смешиваешь цвет с белым, это называется тонированием, а если смешиваешь более светлый цвет с черным, это называется затенением.

— Док, — говорю я, чтобы привлечь ее внимание.

Она открывает рот, чтобы сказать что-то еще, и я закрываю его рукой. Я притягиваю ее к себе на колени и обнимаю.

— Она любила тебя. Это единственное, что имеет значение.

Она кивает головой и смотрит на меня.

— Ты намного умнее меня, — шепчет она, и улыбка расплывается по ее лицу.

— Да? Подожди, пока я возьму свой телефон. Я хочу записать это. Через пятьдесят лет я смогу использовать это, когда ты будешь со мной спорить.

Она начинает смеяться, притягивая меня к себе.

— Через пятьдесят лет? — шепчет она мне в губы.

— Да, если ты не против?

Она извивается подо мной и достает из кармана свой телефон. Я смотрю, как она что-то набирает, и тут раздается сигнал моего телефона. Я приподнимаюсь и достаю телефон из кармана.

Док: 1=0.999999999999999999999 ∞

— Хорошо, я клюну. Просвети меня, док.

Она смотрит на меня с таким умилением, что я боюсь моргнуть. Я не хочу рисковать, закрывая глаза, боюсь, что когда я их открою, этот взгляд исчезнет.

— Строгац однажды сказал: "Мне нравится, как это просто. Все понимают, что там написано, и в то же время, как это провокационно. Многие не верят, что это может быть правдой. А еще это прекрасно сбалансировано".

Она наклоняется ко мне и показывает на экран.

— Левая сторона представляет собой начало математики, то есть нас сейчас. Правая сторона представляет тайны бесконечности, то есть нас через пятьдесят лет.

Я не совсем понимаю, что она хочет сказать, кроме того, что она видит нас вместе через пятьдесят лет.

— Это значит, что я люблю тебя сейчас, Джексон, и буду любить тебя бесконечно все последующие годы.

Телефон выскользнул у меня из рук, пока я смотрел на нее.

— Скажи это еще раз, — шепчу я.

— Я люблю тебя, Джексон. Я люблю тебя так сильно, что это невозможно измерить. Моя любовь к тебе безгранична.

— Как мне так повезло? — спрашиваю я, притягивая ее к себе.

— Ты меня намочил.

Я смеюсь, прижимаясь к ее рту.

— Мне нравится, когда ты мокрая, — прорычал я ей в губы, начиная расстегивать пуговицы на ее рубашке.

***

Ли

Я занята обходом и проверяю Маркуса, пока Себастьян протирает его губкой.

Я слышу шлепок и отрываюсь от мониторов, чтобы посмотреть, чем они занимаются.

Маркус накрыт по пояс, и Себастьян все время пытается сдвинуть материал ниже, чтобы он мог помыть Маркуса.

— Прекрати, — рычит Маркус, снова отталкивая руку Себастьяна.

Себастьян упирает руки в бока и смотрит на Маркуса, приподняв бровь.

— Дорогой, если тебе не нравится, что я мою твой член, я всегда могу позволить Ли сделать это.

Маркус открывает и закрывает рот несколько раз, явно не находя слов.

— Я не против, — говорю я, просто чтобы подразнить Маркуса.

— Нет, черт возьми, женщина! Ты хочешь, чтобы Джексон убил меня? Я только что пережил одно опасное для жизни событие.

— И что же это будет, детка? Ты будешь думать или рискнешь, что Джексон не узнает, что ты заставил его женщину трогать твой член?

— Я могу сделать это сам, — бубнит Маркус.

Себастьян начинает смеяться и протягивает ему губку.

— Отлично. Посмотрим, как ты это сделаешь.

Маркус замирает и через несколько минут смотрит на Себастьяна.

— Ты хочешь, чтобы он сгнил и отвалился? — добавляет Себастьян.

— Черт, ты хуже женщины, — огрызается он.

— Спасибо, детка, — восклицает Себастьян. — Я приму это как комплимент от тебя, потому что ты ведешь себя как настоящий мудак.

— Просто, блядь, покончи с этим, — шипит он, закрывая глаза.

Я наблюдаю за тем, как Себастьян, сохраняя профессиональный и быстрый стиль, переходит к мытью ног Маркуса.

Дверь открывается, и входит Ретт.

— Привет, брат, — говорит он, потом поднимает глаза и замирает. Его брови вскидываются к линии роста волос. — Ляяя.

Я втягиваю обе губы в рот, чтобы не рассмеяться вслух.

— Это не то, чем кажется, — защищается Маркус, пытаясь убрать ногу из зоны досягаемости Себастьяна.

— Я это уже слышал, — бормочет Себастьян.

Ретт наклоняет голову и, когда становится