Шрифт:
Закладка:
«Телефонная пытка» для женщин
Заключённые единственного в Москве женского СИЗО написали в начале 2021 года коллективное письмо в Госдуму и Совет Федерации. Женщины-арестантки рассказывают о пытке. Она выражается в том, что им запрещено звонить домой, детям. Они просят депутатов и сенаторов помочь.
Тему звонков и свиданий, которые по-нынешнему нынешнему законодательству полагаются только с разрешения следствия, мы поднимали не раз. И все же пронзительное письмо женщин раскрывает проблему (они ее называют «кровоточащей») с новых сторон.
«Ежегодно ФСИН тратит колоссальные средства на борьбу с запрещенными в СИЗО мобильными телефонами, — пишут арестантки. — Но никто не задает вопрос о причинах проноса мобильников и не предлагает альтернативы людям, содержащимся в учреждениях. В подавляющем большинстве случаев запрещенные средства мобильной связи используются заключенными не для продолжения преступной деятельности, а как единственный способ общения с родными и близкими. Отсутствие этого общения в течение подчас всего периода заключения (который может быть весьма продолжительным) ведет к нарушению социальных связей людей, вина которых еще не доказана. А даже если человек виноват, цель пенитенциарной системы исправить его, вернув в общество полноценным членом, а не окончательно разорвать его связь с семьей, сделав нецелесообразным сам факт возвращения».
Не так давно как раз в женском СИЗО № 6 произошла показательная сцена. У одной из сиделиц нашли мобильник, вызвали на комиссию, где принимается решение о наказании. А она сразу заявила: «Карцера не боюсь. Отсижу, вернусь в камеру и снова буду искать возможность раздобыть телефон. У меня дома трое детей. Я должна знать, как они, и говорить с ними». Членам комиссии было не по себе после ее слов. Законное право наказать у них есть, а вот моральное? В итоге женщина все равно попала в карцер. И такие истории, увы, стали обыденностью. Средняя цена мобильника в московских СИЗО равна сегодня 40 тысячам рублей, но люди зачастую предпочитают экономить на продуктах, но только иметь телефон.
«Разумным компромиссом могло бы стать предоставление начальником СИЗО разрешений на телефонные переговоры по аналогии с тем, как реализованы эти процессы в исправительных колониях», — предлагают женщины.
Напомним, что в ИК осужденные пользуются таксоматами, звонят по картам. Причем, обычно каждый связывается таким образом с близкими не реже раза в неделю.
В своем письме женщины пишут, как сейчас следователи пользуются своим правом на запреты, как манипулируют этим. Арестантки называют это пыткой.
«Человеку, находящемуся в крайней степени отчаяния, предоставляется выбор: пойти на сделку со следствием путем самооговора, получив взамен телефонный разговор с детьми, или же долгие годы находиться в СИЗО без возможности общаться с родными и близкими».
Женщины пишут из-за решетки, как искусственно затягивают период предварительного следствия, используя это в качестве давления. То есть те, кто еще мог бы продержаться без звонков несколько месяцев, уже не выдерживают, когда счет идет на года. Кстати, следователи между собой говорят, что женщины первые ломаются, не имея возможности позвонить детям, и идут на сделку.
Это проблема тысяч людей за решеткой и многих тысяч, которые ждут их на воле.
Коллективное письмо адресовано председателю Госдумы Вячеславу Володину и председателю Совета Федерации Валентине Матвиенко (копия есть в СПЧ и ФСИН).
В Госдуму был внесен законопроект, который это изменит: согласно ему, заключенные смогут звонить самым близким (родителями, супругам и детям) без санкции следователя. Более того, члены СПЧ дважды просили президента его поддержать, но пока он даже не прошел первое чтение. Тянут. Недавно Минюст дал ответ: требуется заключения на законопроект правительства РФ. Такой простой, казалось бы, документ, и как много он заставит изменить в работе следствия. Какой будет потерян рычаг для манипуляций! Нужно будет или другой искать, или научиться качественнее работать. К 2024 году законопроект так и не был рассмотрен.
Глава 4 VIP-арестанты
Лучший тюремный библиотекарь Никита Белых
«Мы видим, что перед нами арестант, и этого слова достаточно, чтоб поднять со дна души нашей все ее лучшие инстинкты, всю эту жажду сострадания», — говорил Салтыков-Щедрин.
Великий писатель имел самое непосредственное отношение к тюрьмам: был членом Попечительского совета мест заключения Рязани. В те времена на земле рязанской среди арестантов были известные чиновники, военные, писатели и художники.
Именитые заключенные сегодня в Рязани есть, как и тогда.
Мы с Андреем Бабушкиным в качестве членов СПЧ держим путь в колонию в Клекотках Рязанской области в один из майских дней 2019 года.
«Вид городской тюрьмы всегда производит на меня грустное, почти болезненное впечатление… Стены сообщают невольную дрожь всему существу», — Салтыков-Щедрин.
— Вот у нас в некоторых колониях такие яблоневые сады цветут! А воздух какой! Чисто, как в санатории тут, — убеждает меня с серьезным лицом глава рязанского УФСИН Валерий Семенов (он сам когда-то продал квартиру в Москве и поселился под Рязанью).
Его слова покажутся особенно ироничными после того, как проедешь по адской, состоящей из сплошных колдобин и ям, дороге от Рязани до поселка Клекотки, где расположена колония. Если машина маломощная, то велик риск наглухо застрять в рязанской грязи.
Но мы, слава Богу, прорвались. И вот перед нами поселок Клекотки — маленький настолько, что, по сути, начинается и заканчивается забором колонии.
Вместо яблоневых садов — много-много рядов колючей проволоки. Вышки, бетонные конструкции напоминают о том, что колония — не обычная, а строгого режима, и люди здесь в основном «мотают» срок за тяжкие и особо тяжкие преступления.
Около входа на КПП стоит огромная собачья будка, стилизованная под избушку. Здесь вообще многое «по-деревенски». Но на санаторий точно не похоже.
Почти все постройки в колонии № 5 — старые. Даже свежий ремонт не смог их осовременить. Нет ни крытого спортзала, ни спортивной площадки на свежем воздухе. Не оказалось в колонии даже клуба, так что все мероприятия проходят в столовой. В отрядах нет горячей воды, не хватает унитазов в туалете (там постоянно живая очередь). А ведь про эту колонию не раз говорили, что она едва ли не самая лучшая и прогрессивная в регионе. В чем же этот прогресс?
— Когда я сюда пришел, она точно была худшая, — вспоминает начальник и показывает фото, на которых запечатлено жутчайшее состоянии зоны. —
