Шрифт:
Закладка:
Со временем тети поняли, что племянник настроен серьезно и бурчать стали меньше.
Наступила весна – мое самое любимое время года.
На восьмое марта Хаваж утром приехал ко мне и попросил спуститься. Так как я этого не ожидала, я, как сонная матрена, вышла в халате и тапочках. Не было времени наводить марафет, и я сонно махнула на себя рукой – ай, думаю, фиг с ним, я и в халате красавица.
Хаваж стоял у подъезда, держа в руках большой букет тюльпанов.
– Это теперь традиция – дарить на восьмое марта тюльпаны?
– Получается, что так.
– Надеюсь, после такого с тобой ничего не случится? Ты и цветы в руках, как-то непривычно!
– Утро, никого вокруг нет, никто не видит, вроде не так стыдно…
Я взяла цветы, а Хаваж попросил уже заходить, мол, не хватало еще, чтобы ты простудилась, мило так.
Дома я поставила цветы в вазу в зале. Разумеется, я начисто забыла про тетю и про то, что ей надо что-то будет говорить.
Весь день я пробездельничала. Поела, позанималась то тем, то сем, потом села смотреть телек. Пришла тетя, зашла в зал, слово за слово и тут она заметила цветы.
– Ой...а это откуда?
Блин, такое неловкое положение, я вся зажалась, сижу на диване, еле дыша. Она подошла ближе, посмотреть на них.
– Красивые...откуда они, Аминат? Кто тебе их подарил? Ну-ка признавайся.
Она спрашивала с улыбкой и присела рядом. Ну, думаю, была не была – скажу, как есть, на свою голову.
– Эм...да один знакомый.
Тетя усмехнулась и шутливо подтолкнула меня в плечо:
– С каких это пор просто знакомые дарят цветы? Тем более, такой большой букет. Так кто он? Твой поклонник?
– Эм…ага.
– Чи у (кто он)?
– Зара...мне с утра позвонил он. попросил выйти на минутку, я вышла – а он с цветами.
– Какой молодец, смотри-ка.
– Ага...молодец он, да.
– Ну...так кто он? Можно идти покупать тебе золото на свадьбу, и?
Мне было так неловко...это ужас...я как дар речи потеряла.
– Он надеюсь осетин? Хотя да, ты на другого и не посмотришь!
Вот зачем было это говорить?
– Он не осетин, Зар.
– Как? А кто?
– Маехъаелон (ингуш)…
Она охнула и закрыла лицо руками, откинувшись на спинку дивана. Я почти не дышала, единственное, что билось в голове, это «зачем я это сказала»?!
– Нае хаедзар бабын ис (смысл – горе нашему дому), –это шепотом повторяла она.
Я молчала. Сидела как на иголках. Я уже представила картину, как она звонит маме, там начинается паника, приезжает за мной папа или мама, увозят и все. Начинается «ад»…
– Аминат, только не говори, что он...дае уарзон (любимый/парень)?
– ...
Она посмотрела на меня, вся в шоке:
– Аминат, ты шутишь? Скажи...поклянись, что ты общаешься с ингушом?
– Клянусь, Зар.
– Горе дому нашему...ты, Аминат, взрослая девушка – чем ты думаешь? Ты не знаешь кто такие ингуши? Не знаешь, что было в девяносто втором? Забыла, или как? Объясни! Они – враги наши, заклятые! Что ты творишь, ты безмозглая? Где твои мозги?! Да твой отец тебя разрубит… вместе со мной и твоей матерью! Я за тебя несу тут ответственность, а ты что творишь?
Она встала и начала ходить туда-сюда по комнате.
– Вот это да...Восьмое марта...ты сколько с ним общаешься?
– Мы знакомы года два, а общаемся полгода, чуть больше даже, ну, год от силы.
– Мда...мда...алелай, Аминат. Я не ожидала такого. Я была спокойна за тебя, ты всегда твердила, что выйдешь только за осетина. Забыла свои слова?!
– Я помню это, но Зара, я могу рассказать все, все как было...
– Что это поменяет?! Рассказывай, давай. Я послушаю!
Я, заикаясь, кое-как с горем пополам что-то рассказала. Не так много, коротко, но внятно. Упомянула и о том, что Ирбег пытался меня украсть. Она слушала молча, то и дело хватаясь то за голову, то за щеки и иногда произосила «мдя…». Она не говорила, что Хаваж на мне не женится, ничего такого.
– Аминат, ты понимаешь, что ты творишь? Да отец тебя убьёт! Ты не понимаешь ничего! Как? Как, скажи, ты будешь жить среди них? Да они тебя сами же и прирежут там! Куда ты лезешь, Аминат!! Одумайся!
– Никто меня не прирежет! Зачем ты так говоришь, Зара, ты не знаешь его! Он не такой
– Все они не такие! А вот как попадешь в их дом, сразу тебе твое место покажут, и узнаешь какие они! В том числе и твой Хаваж! Они ненормальные, слышишь?! И ислам у них другой. Их женщины ходят забитые, понимаешь?! Ты станешь такой же, паранджу на голову и сидеть будешь в четырех стенах.
– Это плохо?
– Что?! Ах, так это теперь хорошо?! У них слово женщины ничего не стоит. Ингуши – это даже не чеченцы, те мягче. Аминат, не делай этого! Я за тебя боюсь и за всю твою семью!
Я уже сидела и плакала в три ручья. Так неприятно было все это слушать.
– Зара, не говори так, не все такие! Не надо обобщать.
– Хорошо, ладно. Хорошо, пусть он тебя любит. Но все равно тебе ингуш, слышишь, не пара! Не позорь себя и семью! Оставь его, поняла?! Оставь! Твоя мать узнает – быстро тебя отсюда заберет!
– Не говори ей, пожалуйста.
– Тогда расстанься с ним, забудь его слышишь?! Меня послушай, я как-никак старше тебя, больше понимаю в жизни. Оставь! Ты подумай о семье, о себе – что будет с тобой?!
– Я не могу...
– Можешь. Алелай, Аминат, я просто в шоке, волосы дыбом стоят. Ты его оставь, поняла? Не общайся с ним. Любовь быстро пройдет, хотя какая там у вас любовь. Надумали не пойми-что себе, он быстро забудет тебя. Парни – они такие. И ты, неделька-другая и все. Поняла меня? Аминат?! Я тебе не позволю с ним общаться! А если будешь мне номера выкидывать – быстро тебя в Осетию отправлю.
Она смотрела
