моджахедов ничуть не изменился. В голубом халате с широким красным поясом он выглядел несколько полнее, чем в костюме. На голове в знак принадлежности к священнослужителям высилась белоснежная чалма, что было, впрочем, неудивительно. Сын муллы, бакалавр мусульманского права, автор нескольких книг по исламу, Раббани знал себе цену и не мог унизиться до выяснения позиций.

На фоне шикарного Раббани сопровождавший его Абдулло выглядел оборванцем, и Пушнику стало жаль бедолагу. В прислужниках жить не мед…

Заговорил Раббани негромко, увещевательно. Так же, как при первом знакомстве. Применение оружия в мирной стране, пролитие крови достойно сожаления. Зачем множить беды и страдания людей? Не лучше ли решить противостояние договором?

– Не тарахти, – с досадой прервал переводчика Пушник. – Скажи ему, я с детства проповедей не терплю. Пусть предлагает дело.

Раббани согласно кивнул – понял без перевода. Если восставшие сложат оружие, сказал медленно, им будут гарантированы жизнь, свобода, а также денежное содержание, достойное шурави. Даю слово главы партии «Исламское общество Афганистана».

– Нет! – решительно ответил Николай.

– Нет, – повторил Выркович пронзительно.

– Господин Раббани может поклясться на Коране! – воскликнул Абдулло.

– Лично я клятве на Коране доверяю, – заметил Пушник. – Но один Раббани погоду не делает. «Пешаварская семерка» может его клятву запросто похерить.

– Тогда говори сам, какой барыш хочешь, – предложил Абдулло.

Пушник ждал этого вопроса. Впервые за время плена он получил право ставить условия. Ощущение морального превосходства над всесильным мусульманином помогло произнести последующие слова спокойно, даже с улыбкой:

– Мы требуем встречи с представителями советского или афганского посольства в Пакистане.

Ни один мускул не дрогнул в лице Раббани, хотя ответ Пушника не доставил удовольствия. И голос продолжал звучать ровно, словно хозяин его произносил молитву.

– Господин Раббани не хочет крови, – перевел Абдулло. – Утро вечера мудренее. Ответ даст, когда солнца восход.

На том и разошлись.

Пушник рассказал ребятам о переговорах. Все пришли к единому мнению: «духам» верить нельзя. Слово, данное неверному, мусульманин нарушит, не дрогнув. И не для того они добыли оружие, чтобы снова очутиться к кандалах. Не простят им никогда моджахеды ни своего страха, ни гибели единоверцев.

– Насколько я понял, нас до утра оставили в покое? – спросил Алексей. – Тогда выставляю часовых и отдыхаем.

– Треба вторую иллюминацию устроить, – подал голос Полуян. – Кабы мог, тюрягу нашу запалил бы…

– Это можно, – подхватил Выркович, обрадованный тем, что его покровитель ожил. – В подвале бидон с керосином имеется. Разрешите смотаться, товарищ старший лейтенант?..

Решение было принято, и, как только темнота опустилась на крепость, Выркович с Загоруйкиным, прихватив довольно тяжелый бидон, отправились к тюрьме, соблюдая все правила предосторожности. Отсутствовали оба минут двадцать. Прибежали запыхавшиеся, возбужденные.

– Есть, товарищ старший лейтенант! Сделано, – сообщил Выркович.

Словно в подтверждение его слов, из окон тюрьмы вырвались языки пламени. Полыхнули, исчезли, чтобы через несколько секунд вырваться из заточения и заплясать – весело и ярко.

– Порядок! – одобрил Алексей. – Всем спать!..

Ночь – вторая ночь свободы – прошла относительно спокойно. А с восходом солнца снова загрохотал, залаял динамик, призывая восставших к благоразумию.

– Отвечать будем, командир? – спросил Пушник.

– А зачем? Нас ведь скоро опять на переговоры пригласят. Ох, не завидую я Раббани и его команде…

Несмотря на драматизм ситуации, в которой находились они все, Николай искренне залюбовался ротным. Куда девались мальчишество, безответственность?.. Старший лейтенант Алексей Сергеев никогда бы теперь не подставил людей за здорово живешь под душманские пули. Дорогой ценой достались прозрение, командирская мудрость…

Старлей как в воду глядел: в воротах крепости замаячил белый флаг.

– Ну, вот и пожаловали! – воскликнул Алексей, оборачиваясь к Пушнику. – Всю ночь, наверное, с Зия уль-Хаком совещались, втык получили за свой провал. Как думаешь, удастся разжечь международный скандал? Пакистан же с нами не воюет, и в ООН может возникнуть законный вопрос: с какой стати на его территории оказались русские военнопленные?

– Мне идти или сам отправишься? – спросил Пушник.

– Пожалуй, схожу. Очень хочется побыть в роли высокой договаривающейся стороны. Возьму с собой Вырковича, а ты принимай команду…

Ротный одернул балахон, приосанился, вскинул голову и, печатая шаг, отшагал точно половину плаца. Раббани замешкался в воротах, и Алексей терпеливо ждал.

Издали было видно, как вначале спокойно, а потом разгорячась, говорил Раббани, подкрепляя слова энергичными жестами. Старший лейтенант, бросив руки по швам, отвечал скупо. Бесстрастное лицо не дрогнуло и тогда, когда Раббани покачал головой и развел под конец руками, как бы говоря, что доводы его исчерпаны и он очень сожалеет.

Вернувшись, Алексей собрал ребят – теперь их оставалось девять – и сообщил: Раббани посулил в случае добровольной сдачи не только сохранить жизнь, но и отправить в любую страну по выбору, за исключением Советского Союза.

– Может, желающие найдутся? – сказал он громко и почувствовал, что реакция на вопрос далеко не однозначна. Полуян вдруг подался вперед. У Моряка сквозь коричнево-красную кожу проступила бледность. Он облизал сухие губы, сглотнул слюну, но ничего не сказал.

– Погоди, командир, – остановил Алексея Пушник. – Вопрос серьезный. Любой из нас имеет право решать его самостоятельно. Сколько дано времени на размышление?

– Два часа.

– Мне не надо время, – отозвался Акар Барат. – Мусульманин слово неверному давал. Взять назад Аллах простит.

– Я потребовал у Раббани гарантий. Согласился на встречу с представителем Организации Объединенных Наций. И тоже дал два часа на раздумье.

– Дипломаты, мать вашу, – пробурчал Моряк. – Встречи, переговоры… На кой нам представительства? Откуда они тут возьмутся?.. Неужели не поймете, что нас нет? Нас давно нет на свете – ни Пушника, ни старлея, ни Саньки… Испарились, вознеслись к богу в рай.

– Истеричка, баба, заткнись! – заорал Алексей. – Хочешь уходить – мотай к ядреной фене.

– Гарный совет, задерживать не станем…

Наступило тягостное молчание. Николай ощутил, как сгустилась, словно наэлектризовалась, атмосфера. Только сейчас, пожалуй, ребята ощутили, что наступил решающий момент. Если отступить, сдаться на милость победителя, может, удастся сохранить жизнь. Какую жизнь – вопрос…

Разошлись по местам, обуреваемые сомнениями. Не так-то просто решиться покинуть товарищей. И все же это честнее, чем скурвиться в последнем бою. Драка предстоит на смерть… Время будто остановилось. И хоть в помещении арсенала стояла удушающая жара, Николаю от этих мыслей стало зябко.

Послышался отдаленный гул моторов. Нарастая, сливаясь в протяжный вой, он быстро приближался. К двери поспешил ротный. Пушник последовал за ним. Оба одновременно увидели два тупорылых боевых вертолета. На фюзеляжах отчетливо виднелись знаки различия: зеленый с желтым кругом и такой же четырехугольник с лунным серпом и белой звездочкой.

– Пакистанские ВВС, – прошептал ротный и повернул к Николаю посеревшее лицо. – Ты понял?

– Они подбрасывают сюда войска…

«Вертушки» пошли на повторный разворот, заполнив колодец крепости грозным, рвущимся