– Значит, он нашел и наши пожитки, погруженные ей на спину. Еду и товары на обмен. Их мы тоже хотим.

Караванщица поворачивается к своему сыну, ей не нравится то, что она читает на его лице.

– Уверена, мы сможем собрать и вернуть ваши вещи за вычетом небольшой компенсации за то, что мы за ними присмотрели.

– Что-то не верится.

– Это честное предложение, более чем честное.

Булава шагает вперед, и ее, естественно, воспринимают как угрозу.

В ответ шестеро человек все как один тянутся к спрятанному оружию, подобно зеркалам отражая движения друг друга.

– Мы можем защитить свое имущество! – с вызовом кричит сын.

– Хорошо, – отвечает исполинша.

Погонщица кладет руку сыну на плечо.

– Постой! Подождите. Мы принимаем ваши условия.

Козу с мешком выводят вперед, оставляя между группами. Булава поднимает мешок и трясет его.

– Еще.

Мясные погонщики переговариваются быстрым шепотом. Все, кроме сына, но его неискренний тон явно не вызывает доверия у остальных.

– Это все, что было, клянусь!

– Еще! – требует дочь Узурпатора.

– Она теряет терпение, – добавляет Вред. – Предлагаю отдать нам все, чего мы хотим, а то она убьет вас всех, от мала до велика.

Караванщица спешит пойти им навстречу, но ее сын протестует.

– Нельзя позволить им так нас ограбить!

– Нет, – шипит она. – Можно. Который из твоих братьев стоит твоей гордыни? Назови хоть одного, и я буду сражаться.

Никаких имен не звучит, и клинки скрываются обратно в ножны. Погонщики собирают еще один мешок и оставляют рядом с первым.

Вред оценивает новое предложение.

– Вот теперь это более чем честно! – Он замечает, как подходит Странник, и смягчает выражение лица. – Мы были правы. Это торговцы. И гляди, кого мы нашли.

Он указывает на козу:

– Наконец-то хорошие новости.

Странник окидывает взором людей, подмечая крепко сжатые рты и бледные от страха лица, и останавливается на погонщике, который от дрожи сжал кулаки. Он оборачивается на Вреда и пристально смотрит ему в глаза, пока щеки зеленоглазого не покрываются румянцем. Веспер без остановки ворочается у бродяги под боком.

Странник достает из кармана драгоценную монету, чем моментально захватывает внимание Булавы. Не обращая на великаншу внимания, подходит к мясным погонщикам. Берет сына караванщицы за руку, разжимает ему кулак, унимает страх серебром. Сбивчивые слова благодарности встречены кивком, и бродяга уходит прочь, уводя на цепи козу. Булава одной рукой сгребает мешки с припасами и уходит следом, а лицо ее никак не определится, что ему выражать – замешательство или гнев.

Когда отряд Странника удаляется, погонщик оборачивается к матери с круглыми от изумления глазами:

– Гляди! Гляди, что он мне дал! Это же целого состояния стоит!

– Да, это даже дороже монеты.

– А? О чем ты говоришь, мам?

– Мир всегда был полон острых углов, но когда-то в нем оставалось место и для чего-то еще.

– Я не понимаю.

– Как-нибудь поймешь.

– Я же могу оставить монету себе? Он мне ее отдал. А я первым нашел ту козу!

– А может, и не поймешь, – вздыхает она.

Издали Слейк выглядит как широко раскинувшийся массив вертикальных труб, гигантская клетка, увенчанная облаком смога, заслоняющим небо. Будь то день или ночь, город-фабрика всегда остается настолько же темным, насколько шумным. Из недр города выходит металлическая пуповина, протяженная на три мили к северо-западу, где сливается с его более симпатичным двойником, Дивенбургом.

После восстания в Вердигрисе немногие путешествовали к югу от Слейка, и Странника со спутниками никто не тревожит, пока они проходят мимо заброшенной станции. Когда-то по металлическому венцу, соединяющему пояс поселений-спутников Слейка, мчались монокары. Машин больше не осталось, их кабины распотрошили, забрали управляющие кабели, разломали их и приспособили под другие нужды. Остались только никому не нужный хлам и неподъемные части, что ржавеют и срастаются с пейзажем.

Вред прилег на руках у Булавы, легонько подскакивая при каждом ее размашистом шаге.

– Куда мы идем? Нет, я-то останусь с тобой, куда бы мы ни направились. Просто хочу знать.

В ответ бродяга указывает на север.

– Да, но как далеко на север? Мы идем к Крагу? К Шестикружью? К побережью?

Лицо Странника остается непроницаемым.

– За море! Ты возвращаешься в Сияющий Град. – Вред не утруждает себя ожиданием ответа.

– Море? – спрашивает Булава.

– Да. Как бы объяснить… Попробуй представить живую воду, что движется сама по себе и разливается так далеко, сколько хватает глаза.

– Нет, – великанша хмурится.

– Ладно, ты можешь представить себе лужу?

– Да.

– Вообрази настолько глубокую лужу, что сквозь нее не видно земли. Настолько глубокую, что в нее можно прыгнуть и плавать.

– Нет.

– Э-э-эт! – эхом вторит Веспер.

Булава рычит, и голова малышки исчезает под сенью плаща Странника.

– Как только доберемся, так сразу поймешь. Как говорится, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Вред похлопывает Булаву по наплечнику и поворачивается обратно к Страннику.

– У нас достаточно припасов, чтобы обойти Слейк стороной, но я никогда не был к северу от Дивенбурга. Ты знаешь дорогу?

Бродяга продолжает идти.

– Это не ответ. – Вред ищет поддержки. Но не получает. – Нам нужно это обсудить!

Бродяга останавливается.

– Спасибо. Знаю, для тебя это нелегко, но…

Странник оборачивается и срывается на бег, устремляясь к станции и обгоняя Вреда. Его отступление побуждает всех рвануться в укрытие. Мгновения спустя вся группа уже сидит на корточках, тяжело дыша, в проржавевшем здании. Взор янтарных глаз устремлен в небо. В вышине парит рой очертаний, серыми крапинками усеявших облака. Бродяга достает из кармана визор и вновь рассматривает их.

Над укрытием планирует два десятка Костокрылов, бесшумных и зловещих. В их облике безошибочно узнается почерк создательницы. Каждая из тварей – разросшаяся и вывернутая наружу реберная клетка. Кожистые крылья натянуты между изогнутыми белыми ребрами-перстами, увенчанными сухими, не моргающими глазными яблоками.

Они беззвучно пролетают мимо.

– Думаешь, они нас видели? – спрашивает Вред, когда бродяга встает. Странник в ответ лишь пожимает плечами.