— Ты его знаешь?

— Это командир гвардии… ну, или был им в прошлый мой приезд.

— Мир тебе небесный воин! — Сяньли говорила на кемете, языке долины Нила. — Мир дому твоему.

Бенедикт с удивлением уставился на мать, а та пояснила:

— Я когда-то жила здесь, Бени.

Бывший командир гвардии что-то воскликнул, а потом взял ее руку, поднес ко лбу и низко поклонился

— Добро пожаловать, друзья мои. — Обращаясь к Бенедикту, он произнес: — Мое сердце радуется! Я не чаял встретить тебя еще раз.

Бенедикт выслушал перевод матери и тут же сказал:

— Спроси его, здесь ли еще Анен.

Сяньли степенно проговорила:

— Тутмос, мой сын хотел бы знать, найдем ли мы в храме Анена?

Улыбка бородатого воина превратилась в ухмылку.

— Где же еще искать первого жреца, как не в храме? — Тутмос что-то сказал стражам и те с неохотой начали расходиться. — Пойдем, я отведу вас к нему. Я знаю, он будет рад вас видеть.

— Мало того, что Анен здесь, — сказала Сяньли сыну, — так он теперь еще и первый жрец. Думается мне, в этом мире прошло несколько лет с тех пор, как ты ушел отсюда.

Их провели к одному из самых больших зданий комплекса — невысокому квадратному строению с красными колоннами и большой статуей человека в набедренной повязке, с царским воротником и короной с двумя гигантскими перьями. Повязка была настоящей, как и воротник, только из золота. Когда они подошли ко входу в здание, навстречу вышли два жреца в белых одеждах, и с ними небольшая группа мальчиков с бритыми головами. Они вытаращились на незнакомцев, но жрецы даже не взглянули в их сторону. Из дома выбежал еще один жрец и жестами разогнал людей.

При виде пришедших он радостно вскрикнул, распахнул объятия и кинулся им навстречу. При этом он что-то кричал на кеметском наречии, со временем ставшем коптским языком, но Бенедикт узнал его только после того, как жрец назвал свое имя. Он выглядел намного старше, поседел, раздался вширь — но это был именно Анен, сам первый жрец.

Оказалось, мать была права. Для Бенедикта прошел лишь год после его бегства из Египта. Время ушло на то, чтобы уладить дела с поместьем после смерти отца и подготовиться к новому путешествию, но для самих египтян прошло немало лет. Конечно, отец, будь он жив, сумел бы точно настроиться на нужное время, тогда они могли бы прибыть сюда через несколько дней после трагических событий. К сожалению, Бенедикту не хватило знаний, отчасти, видимо, виновата была его клятва отказаться от лей-путешествий навсегда после этого последнего перемещения. И теперь он уже никогда не узнает, как надо действовать, чтобы попадать точно в то время и в то место, куда надлежит.

— Мне сказали, что приехали жена и сын моего дорогого друга Артура, и я возрадовался, — заявил Анен. — Сяньли! Бенедикт! Пусть мир этого дома успокоит ваши души, пусть ваше пребывание на этой земле принесет много пользы.

Бенедикт понял только собственное имя; остальное мать перевела для него, а затем ответила:

— Да благословит Господь твою душу, а мудрость Его утешит тебя… — дальше она сказать не успела, потому что Анен крепко обнял ее. Затем настала очередь Бенедикта, и, прежде чем он успел понять, что происходит, их провели в резиденцию первого жреца.

— Анен, мой друг, я очень рада видеть тебя снова. Годы пошли тебе на пользу, — говорила Сяньли уже в зале для приемов. Как и многие комнаты в египетских дворцах, эта была открыта с одной стороны, позволяя воздуху свободно проникать сквозь тонкие, как марля, занавеси, свисающие полосками синего и белого цветов. Бассейн снаружи охлаждал воздух, а финиковые пальмы и ароматные ветви жасмина затеняли личный дворик первого жреца. Храмовые служители в зеленых набедренных повязках принесли подносы с сушеным инжиром, финиками и ломтями дыни и раздали всем крошечные чашечки с водой, настоянной на анисе и меде. Бенедикт сделал первый глоток и отныне исполнял роль зрителя и слушателя, досадуя на себя, но ни слова не понимая из оживленного разговора Анена с матерью. Однако он был доволен, что мама на время забыла тревогу и смятение, связанные с возвращением в Египет.

Разговор зашел о цели их визита, и здесь мать начала переводить для сына, легко переключаясь между языками — так легко, что Бенедикт только диву давался: сколько же лет его родители прожили в Египте? Мама свободно говорила на местном языке, и благодаря ее комментариям он мог следить за разговором.

— Смерть Артура стала для меня большим горем, — говорила она Анену. — Наверное, я до сих пор вполне не осознала эту потерю — во всяком случае, время идет, а легче мне не становится. Я скорблю, но учусь жить со своим горем. В моем мире прошел всего лишь год.

Анен грустно кивнул.

— И меня огорчает смерть моего друга, хотя у нас здесь это случилось больше десяти лет назад.

Они поговорили о странностях времени, вызывающих такую разницу между мирами; Анен, казалось, понимал, почему это происходит. Судя по некоторым его обмолвкам, Бенедикт решил, что и сам первый жрец не раз путешествовал через миры, как и его отец.

— Я должна поблагодарить тебя за заботу об Артуре после ранения, — сказала Сяньли. — Я же понимаю, что больше бы никто не мог сделать. — Она грустно улыбнулась. — А еще ты позаботился о Бенедикте и сумел отправить его обратно. Мы тебе очень многим обязаны, Анен.

Первый жрец грустно улыбнулся.

— Обязательства ни причем, это слово к друзьям не имеет отношения. Будь у меня сила Осириса, я вернул бы твоего мужа, воскресил бы отца Бенедикта и вырвал бы моего друга у смерти. — Он покачал головой. — Увы, даже первый жрец не имеет такой власти. Мы встретимся, но уже в следующей жизни. А пока, — вздохнул он, — мы должны научиться жить с нашим горем, как ты сказала.

Они начали вспоминать прошлые визиты, а потом Анен спросил:

— Ты, наверное, хотела бы увидеть его могилу?

— Да, — твердо ответила Сяньли. — Обязательно. Мы для этого и пришли.

— Да будет так. — Он почти незаметно кивнул. Тут же появился слуга и замер, ожидая распоряжений. Анен что-то коротко сказал ему, и слуга вышел. Первый