Повернув ручку громкости, я включил приемник. Минут пять слушал белый шум эфира в бессмысленной надежде на самонастройку – он же наверняка на лампах, поэтому надо дать ему прогреться, потом должно включиться то, что слушали раньше. Но нет, полный провал, а местные технологии еще не доросли до автоматического поиска радиостанций. Что у нас в инструкции? А в инструкции написано, что первая кнопка справа – фиксированная частота на союзную радиостанцию РВ-1.

Радиостанция имени Коминтерна РВ-1. Расположена в деревне Глумилино, рядом с городом Уфа. Передатчик ДРК-150 мощностью 500 киловатт. О, давненько познание не радовало меня абсолютно бесполезными фактами. Две с лишним тыщи километров, а слышно-то как хорошо...

Широко зевнув в очередной раз, я понял, что нет, так дальше дело не пойдет. Ну что им стоило включить в передачу популярные песенки? Так нет, шпарят про борьбу коммунистов с километрами надоев у свиней и не устают. Нет, не спорю, для фонового воспроизведения в избе председателя колхоза – норм. Но я-то за рулем!

Ладно, тут еще кнопок уйма, глядишь, и поймаю нужное. Стоило мне щелкнуть соседней кнопкой, как из динамиков послышалась некое «бостандык радиосы». Видимо, кто-то из сменщиков слушал, а я не понимаю языка, на котором вещают. Аккуратно вращая крутилку, начал мотать стрелку по шкале. В ночном эфире было столпотворение – станции буквально сидели на каждом миллиметре шкалы, буквально наслаиваясь друг на друга. Хоть все это перемежалось бульканьем и шипеньем, но все равно, слушать было гораздо интереснее – тут хоть немного музыки было.

Как ни странно, но оказалось, что когда слушаешь разговоры на языке, который ты не знаешь, то тоже вполне себе получается норм. Какие-то знакомые слова, проскакивая галопом между ушей, хоть и тут же смываются лавиной других, но все-таки заставляют встрепенуться... Слушаешь, ловишь знакомое и радуешься. Вон, у французов что-то случилось, раз все время про сервис де полис и пистолет с банкой повторяют. Немцы тоже тарахтят про какие-то томаты. Наверное, теплицу делают. Томат это же помидор? А какие помидоры без теплиц в конце года?

Наконец я наткнулся на волну, где транслировалось нечто вроде хитпарада. Немного поговорят, похлопают, а потом песню включают...

***

– Мистер сандман... Бринг ми а дрим... Пам-пам-пам-пам! Да блин, пам-пам!

Вот ведь, привязалась проклятущая! Ничего в голове не осталось, кроме припева с этим сандманом и разнотонального пам-пам. И стоит чуть отвлечься, как снова губы сами по себе начинают памкать. Я даже пробовал орать местный хит «и блещут звезды золотые... ярче звезд твоих очей краса», но все равно сбивался на этот примитивный до ужаса пам-пам. И ведь даже выбить нечем: на дворе уже ранее утро и все радиоведущие давно уже отключили свои микрофоны и теперь вовсю давят люлю. Остается надежда на наших – скоро шесть утра, там сразу после новостей включат гимнастику и пару песен. Потом обзор газеты «Правда» и снова гимнастика. На утреннем-то морозце самое оно!

Взглянув на показавшееся солнце, я потянулся и сам себе решительно кивнув, принялся за последний бутерброд. Если познание не врет, то до Ташкента осталось буквально пол сотни километров. Сделаю дело и все, там будет и где поесть и где поспать. Да даже если не будет – в машине отосплюсь, а то кофе уже в глазах булькает...

Видимо, я исчерпал лимит неприятностей у судьбы, потому что ночь прошла абсолютно без происшествий. Ни одного прокола, ни одной поломки. Да что там! Мне поперло настолько, что даже обе заправки удалось найти без особого труда. Поначалу я думал, что будут трудности с ночной покупкой бензина, но разбуженные сторожа, увидев большую черную машину и мой красноречивый взгляд с закатыванием глаз вверх, просто пропускали меня до колонки. А когда узнавали, что я заправляюсь не по талонам, а за деньги, да еще и сверху немного оставлю... В общем, самой большой проблемой оказалось не простыть после теплого салона. Но болеть мне нельзя, поэтому профилактику заболеваний делал просто: раз двадцать дернешь туда-сюда ручку насоса и все, простуда говорит «прощай». Рекомендую!

Эх, хорошо иметь познание в голове или куда там его мне засунули. Карты показывает, с направлением помогает. Вот сейчас проеду небольшой городишко или поселок со смешным названием Чирчик и все, считай уже Ташкент под колесами. Там мне надо найти улицу с классово верным названием Пролетарская и на ней некий дворец железнодорожников. Наверняка культуры, сейчас других не держат. Ну и попутно лишним людям на глаза не попасться, хотя при таком обилии машин найти меня практически невозможно.

Вот вроде и Алма-Ата тоже столица республики, но Ташкент как-то побогаче выглядит. Одних только трамваев, забитых народом вон сколько. Может, это из-за того, что площадь поменьше, вот и плотность народа повышенная? Вон, очередища какая стоит, аж хвост на дорогу вылез! И все чего-то ждут у некого института физических методов лечения. Медом им там намазали, что ли? Аккуратно объехав хвост, я увидел, что голова очереди упирается в угол здания. И вся толпа внимательно наблюдает, как дождавшийся набирает воду из торчащего крана. Это чего, местный аналог колодца? Познание, что, у них с водой все так плохо? Институт физических методов лечения, в дальнейшем Физиотерапевтическая больница им. Ташсовета, в дальнейшем Санаторий имени Федоровича. Кран с горячей минеральной водой. Ага, понятно. Может, остановиться и бутыль наполнить? Но стоило мне приоткрыть окно, как тут же в нос ударил запах свежевыпеченного хлеба. Кажется, где-то рядом хлебзавод стоит... Я сглотнул слюну. Да ну нафиг, я же тогда тут жить останусь – дело прежде всего!

Так, а вот и дворец железнодорожников. За ним, спрятавшись в тени деревьев, нужный мне дом. Второй подъезд, второй этаж. Ага, все как было указано – дверь, украшенная орнаментом. Я постоял пару секунд, любуясь рисунком. Причудливо изгибающиеся линии, образующие цветок на цветке. Или цветок в цветке? Встряхнувшись и выкинув из головы лишние мысли, я решительно постучал в дверь.

– Нуритдина Акрамовича можно увидеть? – спросил я у открывшей мне дверь старушки – у меня к нему письмо.

Старушенция молча смерила меня с ног до головы и сухо кивнув, жестом пригласила меня внутрь.

– Она, ким бор? – в коридор выглянул мужик.

Пузырящиеся на коленях трикушки, майка-алкоголичка