Оказавшись на кухне, с чашкой горячего чая, задумался, вспоминая произошедшие два года назад…

Москва. Август 1987 года

— Алло, слушаю вас, — голос отца Евы показался чуть напряженным.

— Здравствуйте, Альберт Алексеевич, это Михаил Елизаров вас беспокоит. Еву к телефону можете позвать? — бодро поинтересовался я.

Подруга уже больше недели не звонила и не появлялась. Да и я сам был хорош. Все время мотался между Москвой, Ленинградом, Пицундой и Ереваном, занимаясь делами. Замотан был настолько, что в перерыве между поездками банально отсыпался. Сегодня в моем напряженном графике выдалось свободное время: сделки закрыты — деньги получены, можно чуток отдохнуть. Я сразу вспомнил о девушке и позвонил.

— Еву? — озадаченно протянул отец подруги и на несколько секунд замолчал.

— Дай сюда, — раздался командный голос матери подруги.

— Да подожди ты, — попробовал отбиться папа девушки, но трубку уже вырвали.

— Алло, Михаил, — голос матери Евы был холоден и сух.

— Слушаю вас, Ирина Сергеевна, — таким же тоном откликнулся я.

— Евы нет, — пояснила родительница. — Зайди, пожалуйста, к нам. Надо серьезно поговорить.

— О чем? — полюбопытствовал я.

— Придешь, узнаешь, — отрезала Ирина Сергеевна. — Тебя ждать?

— Конечно, — я тяжело вздохнул. — Через пять минут буду…

Дверь открыл отец Евы, высокий плечистый блондин с уже наметившимся брюшком и сразу посторонился:

— Проходи, разувайся.

Я мысленно отметил, ладонь для рукопожатия не протянул. Ну и черт с ним, обойдусь.

Как только снял свои «адидасы», Альберт Алексеевич взглядом указал на серые пушистые тапочки, стоящие с краю обувной полочки.

— Надевай.

В гостиной сидела ухоженная сорокалетняя женщина, в серой блузке и строгой черной юбке — мать Евы. Чертами лица она отдаленно напоминала дочку и выглядела для своих лет очень неплохо.

— Присаживайся, Михаил, — женщина царственно указала ладонью на стул напротив.

Я послушно устроился на мягком сиденье.

Альберт Алексеевич обошел меня и сел рядом с женой.

Ирина Сергеевна продолжала излучать волны презрения и неприязни. Альберт Алексеевич старался казаться невозмутимым, но нервное постукивание пальцев по лакированной поверхности стола его выдавало.

Пауза затягивалась. Мать Евы молчала, разглядывая меня будто диковинное насекомое. Отец тоже молчал, облизывая пересохшие губы. В воздухе тяжелой волной разливалось и нарастало напряжение. Меня это начало напрягать.

— Чем обязан высокой честью приглашения в ваши апартаменты? — я изобразил доброжелательную заинтересованность, постаравшись, чтобы ирония в голосе была не слышна.

— Не паясничай, — поморщилась женщина. — Подожди минутку, сейчас всё объясним.

В дверь раздался звонок. Лица родителей Евы посветлели.

— Альберт, открой, — скомандовала женщина.

— Давай лучше ты, — мужчина выразительно глянул на меня, — Я лучше тут с Михаилом посижу.

— Боитесь, что украду чайную ложку, хрустальную вазу или плюшевого Мишку с дивана? — насмешливо уточнил я. — Не переживайте. Ваши сокровища останутся в целости и сохранности.

— Альберт, иди, — надавила голосом Ирина Сергеевна, не сводя с меня глаз.

Отец Евы вздохнул и встал.

Через пару секунд щелкнул замок, скрипнула дверь. Ещё через десяток вместе с Альбертом зашел крепкий мужчина лет сорока пяти. Окинул меня тяжелым ментовским взглядом. Уселся с другой стороны от Ирины Сергеевны.

— Вообще-то в приличном обществе принято представляться, — язвительно заметил я. — Но вы, уважаемый, можете этого не делать. Ваша профессия на лбу написана, товарищ оперуполномоченный. Кто вы по званию, капитан или майор?

— Капитан, — криво усмехнулся мужик, глянул на Альберта Алексеевича, и многозначительно кивнул на меня. — Ты гляди, матерый. Сразу выкупил.

— Какой есть, — осклабился я. — Жизнь научила. И всё-таки, поясните, что здесь происходит? Что здесь делает капитан милиции? Меня в чем-то обвиняют?

— Анатолия пригласил я, — сухо пояснил отец Евы. — Он нам не чужой. Разговор будет серьезный, поэтому его присутствие необходимо.

— Надеюсь, ты не будешь устраивать сцену, — презрительно процедила Ирина Сергеевна.

Холодок леденящим ветерком пробежал по груди, сердце кольнуло от дурного предчувствия. Похоже, сейчас мне будет дан от ворот поворот. И вообще, к черту это лицемерие. Как вы ко мне, так и я к вам. Унижаться не буду, отвечу той же монетой.

— Ну что, вы Ирина Сергеевна и Альберт Алексеевич, — широко ухмыльнулся я. — Я не артист больших и малых академических театров, драматических сцен с заламыванием рук не будет, зря надеетесь.

— Советую достойно воспринять, что мы скажем, — заявил отец Евы. — Начнешь выкаблучиваться — сразу поедешь в милицию.

— Не переживайте, дорогие мои. Мы же с вами почти родные люди. Будущие родственники, можно сказать, — я насмешливо осклабился. — Внимательно вас слушаю.

— Какие к черту, будущие родственники? — взорвался папаша. — Ты что себе удумал, урка хренов? Забудь!

— Успокойся, Альберт, — ладошка мамаши ласково погладила предплечье побагровевшего блондина. — Не обращай внимания. Он просто решил тебя позлить.

— Может его для начала на пятнадцать суток оформить? — вмешался в разговор капитан. — Больно нагло себя ведет. Посидит, остынет, тогда и поговорим. Но уже другим тоном и в ином месте.

— Основания, какие? — любезно осведомился я. — Сами пригласили, я не навязывался. Сижу спокойно, никого не трогаю, готов общаться. Злоупотребляете служебным положением товарищ капитан? Ай-яй-яй, начальство за это по головке не погладит. По голове, впрочем, тоже. Напомню, сейчас Перестройка, ко всем перегибам и злоупотреблениям органов на местах, наша партия относится с повышенным вниманием.

— Ты мне угрожаешь, пацан? Партию ещё, мать твою, приплетаешь, сявка гребаная! Ничего не попутал, гаденыш⁈ — изумился капитан. Он даже на мгновение потерял речи от моей наглости, откинувшись на спинку стула и выпучив глаза. Затем набычился и начал подниматься.

— Да я тебя сейчас…

— Толя, сядь! — приказала Ирина Сергеевна. Будто команду собаке отдала. И опер угрожающе посопев, и помедлив пару секунд, всё-таки опустился обратно на сиденье. Удивительно, бугай-мент слушается хрупкую женщину. Впрочем… Я, прищурившись, поочередно перевел взгляд с опера на мать Евы. Черты лица похожие: носы, скулы, овалы лица. Точно, близкие родственники, скорее всего, брат и сестра.

— Вы хотели что-то сообщить? — я сделал скучающее лицо. — Так сообщайте. Этот дешевый цирк уже начинает надоедать.

Женщина тяжело вздохнула, собираясь с духом. Секунду помедлила и выпалила:

— Михаил ты понимаешь, что вы с Евой не пара? Она приличная девушка,