Звезда горит сильней —

И звучит твоя

Симфония Огня!

В кругу зеркал ты — Господин!

О, счастье!

Верх творенья — твой мир.

И к этой тайне ты один

Причастен —

Мастер, Гений, Кумир!

Дыханье музыки тебе дано!..

Вечный поток

Из тысячи дорог

Выбрал этот путь,

И время не вернуть!

Танец теней

В мерцании свечей —

И звучит твоя

Симфония Огня!

Снова из глубин мелодий свет струится,

Но из глаз твоих опять печаль сочится!

Как же это всё могло с тобой случиться?!

Эру, ответь!

Но Душа бесследно

Прочь ушла за ветром —

Раз был выбор сделан

Вот и цена!

Страшная дань!..

Хохот и стон —

Смешались явь и сон.

Светлая мечта

Оплачена сполна!

Знай, что теперь

Назад закрыта дверь!

И звучит твоя

Симфония Огня!

Вечный поток

Из тысячи дорог

Выбрал этот путь,

И время не вернуть!

Танец теней

В мерцании свечей —

И звучит твоя

Симфония Огня!

***

Текст ровными строками ложился на бумагу, придавленную к столу серебряными фигурками наугрим, складываясь в странный на взгляд писца указ. То и дело теряя понимание смысла речей короля, Даэрон думал о том, что восход Луны ему понравился гораздо больше, чем появление Солнца, из-за которого приходится сидеть в зале совета и, вместо стихов о любви, писать распоряжения, указы, готовить речи и слушать наставления Саэроса о том, как правильно вносить в летопись рождение света в Средиземье.

«Да что он вообще может знать о летописях, и кто давал ему право мной командовать?» — возмущался про себя Даэрон, хоть и понимал, что сам виноват в сложившейся ситуации, когда полностью, без остатка отдался отношениям с принцессой. В моменты тяжкой изматывающей тоски, когда Лутиэн, получив от безнадёжно влюблённого менестреля всё, на что он в данный момент времени мог сгодиться, будь то любовные ласки, песни или помощь в очередной вылазке, становилась холодна и равнодушна, уделяла внимание другим мужчинам или посмеивалась над верным слугой, Даэрон с давящей болью в душе вспоминал времена, когда все незамужние девы Дориата мечтали о супружестве с главным советником короля, прославленным менестрелем и творцом письменности. И каждый раз задавал себе вопрос: неужели воткнутый в сердце нож, который какой-то наивный глупец назвал прекрасным чувством, доставляющий страдания каждый раз, когда рука любимой женщины делает неосторожное движение, задевая рукоять, стоил потери положения при дворе и всеобщего восхищения и уважения?

Да, стоил. Ведь если бы не Лутиэн, никогда бы не было сделано то, что пусть и не прославило и не придало авторитета, зато привнесло в жизнь истинный смысл. Вспоминая спасённых от орков Авари, менестрель не заметил, как перо выпало из руки, и не были записаны последние несколько фраз, сказанных королём, разумеется, крайне важных.

Опомнившись, в основном из-за пристального взгляда советника Саэроса, в котором было столько презрения, насмешки и ехидного торжества, что хватило бы окатить помоями целое войско, а для одного-единственного менестреля это оказалось сродни упавшему на голову обломку скалы, Даэрон схватил перо и стал судорожно соображать, пытаясь вспомнить или хотя бы придумать текст так, чтобы всё выглядело достоверно.

— Неужели любимый «сборник песен» принцессы Лутиэн так напуган светом Анора, — наклонившись к менестрелю, тихо спросил Саэрос, — что забыл придуманный самим собой алфавит? Или на самом деле авторство вовсе не твоё? Присвоил плоды трудов талантливого ученика?

Даэрон медленно поднял глаза от бумаги. Серебряные фигурки наугрим — кузнеца, воина, ювелира и каменщика сверкнули зрачками-изумрудами, словно одобряя желание менестреля высказать всё. Действительно, как смеет этот напыщенный наглец, не показывающий носа из тёплого безопасного дома, за всю жизнь не сделавший ничего хорошего бескорыстно…

«Нет, парни, — мысленно произнёс менестрель фигуркам, удерживающим лист, — я не стану спорить с этим недостойным моего внимания гусем».

— Глубокоуважаемый Даэрон, — очень почтительным тоном сказал Саэрос, мерзко ухмыляясь, — ты закончил фразу на том, что нет смысла бояться горячего светоча, ведь Дориат окружён непроницаемой для опасности Завесой. Ты писал о том, что жителям Менегрота никогда не встретить беду в лице стихии, павшего во тьму Вала или Майя, или примкнувших к ним тварей. А всё причинённое ими зло в итоге обратится добром для нас.

— Мы предложим укрыться в пещерах всем, кто испугался пламени Анора? — с сомнением поинтересовался Маблунг, переглянувшись с погрузившимся в размышления Белегом. — В окрестностях Менегрота немало поселений, вдоль Эсгалдуина тем более.

— Менегрот большой, — отрешённо произнёс лучник, представляя, какой красивой будет купающаяся в золотых лучах Лутиэн.

— В отличие от твоего ума, — Саэрос посмотрел на Белега, как на злейшего врага, — но это не значит, что надо собирать здесь всех, у кого не хватает храбрости принять изменившийся мир.

— Советник Саэрос, — Маблунг сунул в руки приближённого короля Тингола внушительного размера свиток, — здесь не правила этикета и не рекомендации, как стать приятным собеседником, однако не менее полезная для тебя информация. Которую, вот беда, ты без моей помощи не расшифруешь. Но… увы, мне пора идти. Удачи в прочтении моих карт.

Воздух вдруг задрожал. Замолчали все, в том числе и те, кто находились в другом конце зала, даже не поняв, почему не получается сказать более ни слова.

Король и королева, держась за руки, встали из-за стола, молча направились к выходу, и все присутствовавшие поняли, что придётся ждать возвращения владык, оскорблённых распрями подданных, и сколько пройдёт времени, прежде чем Майэ и эльф всё обсудят наедине, неизвестно.

Серебряные фигурки наугрим сверкнули зрачками-изумрудами, подбадривая сникшего менестреля, осознающего, что теперь ещё долго не увидится с любимой, которая снова закрылась от магии, не позволяя тоскующему эльфу общаться с собой при помощи осанвэ. Неужели даже бездушный металл способен на сочувствие и понимание, а сердце Лутиэн — нет?

***

Пламенный, слепяще-блистательный светоч медленно спускался к зубчатой чёрной стене леса, и небо сияло розовыми и сиреневыми волнами облаков. Ярче, контрастнее, удивительнее.

— Твои помощники работали даже под горячими лучами Анора? — спросил Амдир, закрыв ладонью лицо от слепящего света, подходя к стоящему по колено в воде Келеборну. Валинорский Тэлеро был по пояс обнажён, кожа на рельефных мышцах груди и плеч покраснела, как и лицо, отчего наполненные дивным сиянием глаза светились ещё ярче.

Беспечно и совсем не по-королевски улыбнувшись воину, эльф