Шрифт:
Закладка:
— Вы что-нибудь продаете? — Такой вопрос задавали нам в каждом centro, куда мы заходили. Когда сирийцы поднимаются сюда на своих лодках — а они иной раз предпринимают подобные путешествия, — они, должно быть, зарабатывают здесь немалые деньги.
Мы медленно дрейфовали вниз по течению неподалеку от слияния Абунана с Рио-Негро, когда почти под самым носом игарите показалась треугольная голова и несколько футов извивающегося тела. Это была гигантская анаконда. Я бросился за ружьем и, когда она уже вылезала на берег, наспех прицелившись, всадил ей тупоносую пулю в спинной хребет, десятью футами ниже сатанинской головы. Река сразу же забурлила и вспенилась, и несколько тяжелых ударов потрясли днище лодки, словно мы наткнулись на корягу.
С большим трудом я убедил индейцев повернуть к берегу. От страха они закатывали глаза так, что виднелись лишь одни белки. В момент выстрела я слышал их испуганные голоса, умоляющие меня не стрелять, иначе чудовище разломает лодку и убьет всех нас; ведь эти страшилища, когда их ранят, нападают на лодки, да и их собратья представляют немалую опасность.
Мы вышли на берег и с осторожностью приблизились к змее. Она была не в состоянии причинить нам вред, но волны дрожи все еще пробегали по ее телу, подобно ряби на горном озере при порывах ветра. По возможности точно мы измерили ее длину; в той части тела, которая высовывается из воды, оказалось сорок пять футов, и еще семнадцать футов было в воде, что составляло вместе шестьдесят два фута. Тело ее не было толстым при такой колоссальной длине — не более двенадцати дюймов в диаметре, но, возможно, она долго ничего не ела. Я попытался вырезать кусок ее кожи, но, оказывается, змея была еще жива — внезапная резкая конвульсия всего ее тела изрядно перепугала нас. От нее исходило резкое зловоние, возможно, это было ее дыхание; говорят, оно обладает ошеломляющим действием: запах сначала привлекает, а потом парализует жертву. Все в этой гадине было отталкивающим.
Такие большие экземпляры, как эта, встречаются нечасто, но следы, которые они оставляют в болотах, бывают иной раз шириной шесть футов и свидетельствуют в пользу тех индейцев и сборщиков каучука, которые утверждают, что анаконды иногда достигают невероятных размеров, так что подстреленный мной экземпляр должен выглядеть рядом с ними просто карликом[41]. В Бразильской комиссии по определению государственных границ мне рассказывали о змее, убитой на реке Парагвай и превышавшей в длину восемьдесят футов! В бассейнах рек Арагуая и Токантинс водится особый черный вид анаконды — дормидера, или «сонливая», названная так по издаваемым ею громким храпящим звукам. Говорят, она достигает огромных размеров, но мне не пришлось ее видеть. Эти змеи живут главным образом в болотах, так как, в противоположность реке, часто превращающейся в забитую грязью канаву во время сухого сезона, болото всегда остается болотом. Вторжение в место обитания анаконд равносильно игре со смертью.
На этой реке у нас было немало волнений. Мы подстрелили нескольких маримоно — черных обезьян — для пополнения наших продовольственных запасов и на привале, чтобы сохранить тушки, подвесили их на высоких ветвях. Среди ночи я проснулся от глухого толчка в дно гамака, словно кто-то тяжелый прошел подо мной. Всмотревшись, я увидел в свете луны крупного ягуара. Он пришел за обезьяньим мясом и мною совершенно не интересовался; во всяком случае, было бы безрассудством стрелять при столь неверном освещении, ибо ничего не может быть страшнее раненого ягуара на близком расстоянии. Я видел, как зверь поднялся на задние лапы и тронул лапой тушку. В момент, когда он схватил свою добычу, шорох моего гамака потревожил его; он с ревом повернулся, обнажил клыки и в следующий миг исчез бесшумно, словно тень.
Местами по берегам реки ничего не росло, кроме palo santo, в присутствии которых лес, так сказать, подбирал подол своего одеяния. Их невозможно было спутать ни с какими другими деревьями, ибо они стояли поодиночке, как прокаженные, и земля вокруг них была лишена всякой растительности.
Как-то раз Дэн так устал, что вечером на стоянке подвесил свой гамак между двумя palo santo и, не соображая, что он делает, завалился спать. Среди ночи раздались леденящие кровь крики ужаса, от которых мы в панике повыскакивали из гамаков и бросились к ружьям, вообразив, что на нас напали дикари. Еще не совсем очнувшись от сна, мы почти ощущали, как отравленные стрелы вонзаются в наши незащищенные тела, и даже различали неясные тени, бесшумно несущиеся через кусты к лагерю! Потом только мы разглядели Дэна, с дикими воплями бешено мчащегося к реке. Раздался громкий всплеск, и крики затихли. Убедившись, что индейцы тут ни при чем, мы поспешили к Дэну узнать, в чем дело. Оказывается, полчища муравьев переползли к нему с дерева по веревкам гамака, облепили его с ног до головы и принялись обрабатывать своими ядовитыми челюстями каждый сантиметр его драгоценной персоны! Мокрый до нитки, Дэн залез в лодку и там провел остаток ночи, обирая с себя насекомых. Наутро нам стоило немалого труда отвязать гамак и выколотить из него муравьев.
— Дикари!
Это крикнул Виллис, стоявший на палубе и смотревший на приближающийся водопад Тамбаки. Мы с Дэном выскочили из-под навеса и взглянули в том направлении, куда указывал негр. Несколько индейцев стояли на берегу, их тела были сплошь раскрашены красным соком уруку — растения, весьма распространенного в этих лесах. Мочки их ушей были оттянуты и свободно свисали, из ноздрей торчали иглы дикобраза, но головной убор из перьев отсутствовал. Таких индейцев я видел впервые и решил, что они принадлежат к племени карипуна.
— Мы остановимся и постараемся подружиться с ними, — сказал я, но не успел отдать приказ подойти к берегу, как наши индейцы тоже заметили их. Раздались тревожные возгласы, весла заработали с бешеной быстротой.
Дикари закричали и, отпустив тетиву, послали несколько стрел в нашу сторону. Мы не видели, как летели стрелы, но одна из них с каким-то злобным чмоканьем пробила борт лодки — доску толщиной в полтора дюйма, а затем прошла и через другой борт. Сила, с которой была пущена стрела,
