Шрифт:
Закладка:
После Шахтинского процесса Вормса пригласил на должность постоянного (хотя и внештатного) консультанта консульский отдел германского посольства, который он и раньше время от времени консультировал по разным правовым вопросам. Остался он на этой работе и после прихода к власти в Германии Гитлера в 1933 году, когда отношения между СССР и Германией быстро испортились. В 1936 году он стал подумывать об уходе и замечать за собой слежку, но найти другую работу не успел – 4 ноября 1936 года Вормса арестовали.
А.Э. Вормс с сыном Георгием на даче в Ухтомской. Сер. 1920-х гг.
Все обвинения были, судя по всему, основаны на агентурных сведениях: ни одного свидетеля следствие не допросило, а обвинительное заключение и приговор основаны исключительно на показаниях самого Вормса, который, однако, виновным себя не признал, последовательно отстаивая позицию, согласно которой он консультировал германское посольство как юрист, пользуясь открытыми источниками, а закрытыми не мог бы воспользоваться даже при желании, так как не имел к ним доступа. 4 мая 1937 года Военный трибунал Московского военного округа признал его виновным, но не по первой, как просило обвинение, а по второй части статьи 58-6 УК РСФСР – за передачу сведений, «не составляющих по своему содержанию специально охраняемой государственной тайны, но не подлежащих оглашению», назначив минимально возможное наказание – три года лишения свободы, причем, «учитывая его преклонный возраст», с отбыванием наказания «в общих местах заключения». Кассационная жалоба Вормса была оставлена Военной Коллегией Верховного Суда без удовлетворения.
«Общие места заключения» из приговора оказались абстракцией – для отбывания наказания Вормс был этапирован в Сиблаг. Мы знаем об этом из его писем, сохранившихся в семейном архиве. Первое из них датировано 12 августа 1937 года, то есть еще до рассмотрения кассационной жалобы, – Альфонс Эрнестович в нем выражает надежду на «ликвидацию» своего дела. В качестве обратного адреса указан Ново-Ивановский лагпункт недалеко от города Мариинска (тогда Западно-Сибирского края, а сейчас Кемеровской области). В начале сентября состояние здоровья Вормса ухудшается, и его помещают в лагерный стационар, а еще через неделю – в больницу в Мариинске. После этого семья в течение года по неизвестным причинам не получала от него писем. А 2 октября 1938 года Вормс отправил жене письмо, написанное на больничном бланке, в котором сообщал: «Дорогая Аня, я попал в сложное положение… меня в этапном порядке отправили из Мариинска в Москву в Бутырки. Но в Новосибирске нашли, что я слишком слаб для дальнейшего следования, и меня поместили в больницу».
Ровно в этот день особая тройка при Управлении НКВД по Новосибирской области приговорила Вормса к расстрелу. В чем состояло обвинение – неизвестно, кроме того, что он обвинялся по ст. 58-6-11, то есть за «всякого рода организационную деятельность, направленную к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе контрреволюционных преступлений». Но именно в это время по всему ГУЛАГу были развернуты так называемые «национальные кампании» – то есть планомерное уничтожение заключенных (осужденных и подследственных) определенного этнического происхождения. 15 сентября 1938 года было принято постановление Политбюро ЦК ВКП(б) о создании с этой целью «особых троек». В подлежащие репрессированию «национальные контингенты» входили и немцы. Только в этот день, 2 октября 1938 года, тройка при УНКВД по Новосибирской области вынесла приговоры в отношении почти сотни человек (многие из них – немцы по национальности); большинство приговорили к высшей мере наказания, часто по той же статье, что и Вормса.
Плохо работающие репрессивно-бюрократические каналы и «сложное положение», благодаря которому он оказался в новосибирской тюремной больнице, спасли Вормса от расстрела: несмотря на то что «особая тройка» заседала, скорее всего, в нескольких километрах от тюрьмы № 1, в больнице которой (то есть в ведении того же НКВД) Альфонс Эрнестович находился как минимум до начала ноября, о его местонахождении почему-то никому не было известно. Между тем из последующей переписки по делу (хранится в УФСБ России по Кемеровской области) известно, что Вормса этапировали в Москву из Мариинска еще 23 сентября 1938 года.
По какой причине это произошло – точно не известно, но можно предположить, что «вызов» в Москву был связан с так называемым «делом о контрреволюционной (кадетской) фашистской группе в среде научно-юридических работников города Москвы», разработкой которого НКВД занимался с начала 1938 года. Одним из фигурантов дела был Сергей Андреевич Котляревский, один из основателей кадетской партии и профессор юридического факультета ИМУ с 1910 года. Котляревский дал показания против нескольких десятков человек, а 2 сентября (за три недели до распоряжения об этапировании Альфонса Эрнестовича в Москву) – против Вормса[206], прямо назвав его «резидентом немецкой разведки».
Каких-либо протоколов допросов или очных ставок с участием Вормса в 1938 году на сегодняшний день обнаружить не удалось. Видимо, это связано с тем, что после этапа из Новосибирска состояние здоровья Вормса не позволяло его допрашивать. Когда именно происходило это этапирование, мы не знаем. Последнее сохранившееся письмо Вормса из Новосибирска датировано 4 ноября 1938 года. А согласно выданной его жене Анне Дмитриевне справке, Альфонс Эрнестович скончался в больнице Бутырской тюрьмы 23 марта 1939 года; в качестве причины смерти указан «артериосклероз».
Анна Дмитриевна вместе с двумя старшими дочерями и сестрой мужа Бертой Эрнестовной были в конце 1942 года высланы в Среднюю Азию как лица немецкой национальности и вернулись в Москву только в 1956 году. Единственным членом семьи, не подвергшимся репрессиям, была младшая дочь Анна – в момент высылки матери и сестер
