Казалось, жизнь наладилась. Работа, сын, стабильность – и все бы хорошо, но нарушителем спокойствия стала Вика. Сестра пошла не той дорожкой: стех пор, как бросила школу, нигде так и не выучилась, месяцами не появлялась дома, неизвестно, где и на что жила. Ее красота поблекла, внешность приобрела потасканный вид. Она призналась, что связалась с уголовником, который отсидел за угон автомобиля, вышел на свободу и взялся за старое. Дала понять, что обращался с ней как с вещью, бил, унижал и выставлял на улицу, когда ему что-то не нравилось.

Вика периодически подбрасывала «сюрпризы» сестре, которую не баловала визитами, но в этот раз завалилась под утро пьяная.

–Оля, впусти! Я не вернусь к нему!– просипела на весь подъезд Вика.

–Тише ты! Димку разбудишь,– шикнула на нее Ольга.

Сестра прошла на кухню, опустилась на пол и, обхватив руками колени, зарыдала.

–Вика, что случилось?– села рядом Ольга.

–Мы поругались! Ему не понравилось, как посмотрел на меня его друг. Назвал шлюхой, сказал, чтоб убиралась… Сказал, что такие стоят в ряд на трассе и мне там место. Он постоянно на меня орет, вчера ударил, а я беременна! Он этого не знает, и я боюсь ему сказать… А вдруг он взбесится, и что тогда мне делать?– всхлипнула Вика, и тут ее зареванные, распухшие глаза озарились надеждой.– Оля, одолжи мне денег, я сделаю аборт! Я все тебе верну.

Ольга ужаснулась услышанному и на правах старшей сестры попыталась образумить младшую:

–Ты что такое говоришь?! Не вздумай даже! Отказываться от ребеночка в угоду мужику – дурь! Сколько раз тебе я говорила, бросай ты этого уголовника, ничего путного с ним не выйдет! Так будет лучше: устроишь жизнь сама, ребеночка родишь. Лучше так, чем терпеть все эти нервотрепки. Не первый раз ты прибегаешь вся в слезах… Уходи от него! Я тебя не оставлю, поддержу.

Но Вика будто бы не понимала очевидного, чувство собственного достоинства у нее отсутствовало напрочь. Ей по жизни был нужен поводырь, пусть и по совместительству тиран. Она мучилась, плакалась и порывалась уйти, но не предпринимала никаких решительных действий, и каждый раз все возвращалось на круги своя. Ничего не менялось, только слова становились оскорбительнее, удары – сильнее, а отношение к ней – унизительнее.

–На что я буду жить, если уйду?– с беспомощным видом спросила Вика.– Иногда он выходит из себя, но потом просит прощения, дает деньги, дарит золото и вещи; купил мне мобильный телефон. Он же любит меня! Посмотри, какую цепочку мне подарил,– и, оголив шею, Вика продемонстрировала украшение. И синяки.

–Вика, ты же сама как вещь!– воскликнула Ольга, но, вспомнив о спящем в соседней комнате Димке, сбавила тон.– Неужели ты не понимаешь? Все эти цепочки и слезинки твоей не стоят. Зачем они нужны, раз за них такая расплата? Как ты можешь все это терпеть? Подумай о ребенке: ты будущая мама, бьют тебя – бьют и его в тебе!

Но сестра в ее слова не вникала: они были слишком разные и говорили на разных языках, хоть и выросли в одних условиях, и разница в два с половиной года была невелика. Викиной гордости хватило на два дня, на третий объявился уголовник, сказал, что заедет за ней вечером, и та как на крыльях понеслась к нему. И опять пропала. Судя по всему, парочка помирилась. Но надолго ли? Ольга чувствовала, что хорошим эта история не кончится…

В следующий раз она увидела сестру с заметным пузиком. Вика старалась улыбаться, но у нее это плохо получалось: губа была разбита, на подбородке расплывался уродливый синяк.

–Я счастлива. Саша узнал о моей беременности и очень обрадовался ребеночку. Сказал, если родится девочка, назовем ее Анечкой. Ему нравится это имя, и мне тоже. Он очень заботливый и внимательный, следит, чтобы я питалась фруктами и получала много витаминов. Чтобы наша дочка родилась здоровой и красивой… – едва не плача, растягивала улыбку Вика.

–Что у тебя с лицом?

–Все хорошо,– отвела глаза сестра.

–А если он тебе мозги вышибет?– не удержалась Ольга.– Или для тебя это не будет большой потерей? Да сколько можно, Вика?! Ты у него как половая тряпка: захотел – ударил, прогнал, все равно поманит – прибежишь. Я не пойму одного: за что так ненавидишь своего ребенка? Ты говоришь, что счастлива, но я бы и врагу не пожелала такого «счастья»! Зачем мне врешь? Беги от него, пока не поздно! Устраивай жизнь отдельно и живи себе спокойно, иначе так и будешь маяться. Ладно ты, раз тебе так нравится, но ребенку-то за что?

Но все ее слова были как об стенку горох. Вика воспринимала такое отношение как норму, потому что не знала другого: мать с ней обращалась так же, а от чужих она подавно не видела добра. И за любовь принимала вовсе не то. Ударил? Ну и что такого, извинился же. Поругались, накричал? Ну а с кем не бывает, зато на шее золотая цепочка.

Вика бегала к сестре до самых родов. А как родила, продолжила бегать с малышкой на руках. Пока все спокойно, она воркует с уголовником; какой-то очередной конфликт, рукоприкладство – вся в слезах бежит к сестре, у которой, по правде говоря, давно сидит в печенках.

–Что приперлась? Поплакаться пришла? Все проблемы из-за твоей дурной головы, и только! Ты сама во всем виновата. Мне надоело возиться с тобой, такой дурой! Я тебе не мамка, у меня свой ребенок и свои проблемы,– давала понять Ольга.

Она встречала сестру с раздражением и иной раз просто не хотела ей открывать, но ребенок за дверью так пронзительно кричал, что сердце кровью обливалось. Она жалела малютку и принимала ее бестолковую мать, которая билась на полу в истерике, а следом возвращалась к извергу и обрекала себя и кроху на новые мучения…

Рано или поздно этому должен был прийти конец, и он пришел. В декабре прошлого года в квартире Ольги раздался звонок.

–Здравствуйте! Это следователь Петров, могу я поговорить с Путилиной Ольгой Андреевной?

–Да, это я,– насторожилась та.

–Я звоню вам сообщить, что вчера ночью ваша сестра, Путилина Виктория Андреевна, была убита своим сожителем, ранее судимым Клеповым Александром Игоревичем…

Все расплылось перед глазами. Ольга не дослушала и, задыхаясь от слез, сорвалась в участок, где узнала все подробности случившегося.

–Мы регулярно сталкиваемся с «бытовухой», но этот случай вопиющий,– сказал ей следователь,– на теле убитой двенадцать ножевых ранений, но дело даже не в количестве, а в зверстве и жестокости, с которыми они наносились. Полицию вызвала соседка, по ее словам, «женщина кричала так, будто бы ее раздирали на части». Она скончалась до приезда «скорой». Мы опросили других соседей, и все в один голос сказали, что эта парочка доставляла им немало хлопот: постоянные крики, визги, детский плач… Клепова задержали на месте преступления. Пол, мебель, стены квартиры, он сам – все было в крови. Он во всем сознался, сказал, что совершил убийство в состоянии аффекта, потому что любил, а ваша сестра собралась от него уходить. Ему грозит до двадцати лет лишения свободы, и нам нужны ваши показания.

–Чушь! Он ее не любил! И никуда она не собиралась уходить! Все это сказано для того, чтобы списать все на аффект, но никакого аффекта не было! Он постоянно ее избивал, Вика прибегала ко мне, потом возвращалась к нему, и это продолжалось годами. А сегодня схватил нож и прирезал ее, как скотину! Я предупреждала, я ей говорила! Если бы сестра осталась жива, то и дальше бы терпела такое отношение. И никуда бы не ушла!– разрыдалась Ольга.