— Дан Л-Арджан, надолго ли вы едете в Кион? Вас пригласили на День прогресса?

Он кивнул:

— Да. У вас в Арлии чтят революцию куда больше, чем у нас. Иногда мне кажется, что Норт и Кион пытаются собрать на годовщину всех революционеров мира, — на лице опять появилась ухмылка. — Что же, возможно, в этом году действительно будет что-то интересное, — он многозначительно улыбнулся.

Рена напряглась: мог ли кириец знать об изобретении Лаэрта Адвана? Или что значила его улыбка?

— Что вы имеете в виду?

— Присмотритесь, Рена, в Кионе многое происходит, — помолчав, он добавил: — Будьте осторожны.

— Что вы знаете? — Рена быстро обернулась на Лаэрта, затем с тревогой посмотрела на Рейна.

— Старая работа приучила меня вслушиваться и приглядываться, и это многое даёт.

Рена обхватила фарфоровую чашку руками. Надо узнать — это могло быть связано с Лаэртом или с планами Кантора Ризара.

— Что за старая работа, дан Л-Арджан? — девушка легко улыбнулась, словно решив сменить тему.

— У вас в Норте есть канцелярия, а у нас её функции выполняет инквизиция. Я работал там.

— Вы же были королём!

— Всего месяц. Я выбрал революцию.

— Но почему?

Отец говорил, что в Ленгерне революция началась из-за угнетения народа королём и дворянством. Да, короля казнили, но вместо дворянства к власти пришла элита, которая была немногим лучше — так может, у отца на самом деле были другие причины? И, возможно, ответ попутчика мог помочь понять его.

— Сначала хотел мести. А потом увидел свою Кирию и понял, что должен защищать не только семью, но и всю страну. Раз уж могу.

Рена печально улыбнулась. Отец говорил также: «Мой Ленгерн». Пусть от королевства остались лишь отдельные города-государства, но он всё равно лелеял это слово и верил, что сначала люди научатся свободе, а затем — единству.

Наверное, она правда не успела познакомиться с ним по-настоящему, увидела одну, тёмную сторону. Да, отец был неправ, показывая её дома, но… Но что-то было не так, она не знала всей правды и уже не могла узнать.

Рена, кивнув, отвернулась к окну. Вглядываясь в мелькающие мимо деревья, поля, деревни, она вспоминала детство, но раз за разом возвращалась к мысли о том, что ответов не найти — надо просто отпустить. И так во всём и со всеми.

Поезд подъехал к следующей станции — городу Киалу, который находился в подчинении Норта. Часть людей вышла, вместо них зашли другие. Вагон-ресторан наполовину опустел, но через несколько минут после того, как состав тронулся, появились новые гости. За фортепиано села девушка в красивом красном платье и начала играть тихую нежную мелодию.

— Рена, вы ведь едете до Киона? — уточнил Л-Арджан.

Рена кивнула в ответ. Хотелось просто помолчать оставшееся время — и плевать уже на все планы насчёт реликвий.

Минут через двадцать послышался знакомый голос:

— Дана, вы обронили.

Раз в чёрном мундире и серебряной портупее, как у кондуктора, наклонился к полу, затем положил на стол часы в медном корпусе. Обронила! Девушка не сдержала улыбки. Да, она, в платье, конечно же носит с собой часы на длинной цепочке, просто в руках. Да их даже не считали женским аксессуаром. Но это был знак, что всё по расписанию.

Рена рассмеялась:

— В последний месяц я теряю всё, что можно. Если вы случайно обнаружите чемодан: небольшой, чёрный, с серебряными застёжками, знайте, это мой. Я оставляла его на сетке, но надо проверить, мало ли что!

Рена старалась не перемениться в лице, но взглядом показать Разу, чтобы он обратил внимание на её слова.

Парень поклонился:

— Хорошо, дана, я проверю ваши вещи, — выражение осталось неизменным, но девушка была уверена, что друг понял. Если Лаэрт проявил беспечность и оставил записи в чемодане, дело закончится гораздо быстрее.

Раз отошёл, Рена взглянула на циферблат — почти восемь. Ещё немного. Она прижалась к окну и увидела, что первые вагоны уже повернули, а хвост только заворачивает. Поезд сбавил темп, готовясь въехать в тоннель, пробитый в горе.

Девушка снова посмотрела на Лаэрта — на месте, отлично. Феб смотрел в окно и в руках нервно теребил часы.

Издали гора казалась сплошным ледяным массивом, на котором росли редкие ели. После неё железная дорога делилась на две части: одна вела на юго-запад, к Киону, другая — к восточным городам. Хотя был ещё один участок — недостроенный, ведущий на юг. Его протянули всего на несколько километров и забросили, лишившись финансовой поддержки.

Без пяти минут восемь. Поезд вошёл в тоннель по расписанию. На вагон опустилась тьма, разгоняемая только янтарным светом ламп.

Попутчик закрыл глаза, уснув, хотя руки лежали на столе, словно даже в дрёме он был готов отразить удар. Отлично, вовремя.

Девушка за фортепиано продолжала играть, и мелодия показалась напряжённой, хотя ноты были те же. Голоса людей стали тише, они нетерпеливо вглядывались в окна, ожидая, что тьма скоро кончится.

Рена опустила руки под стол. Пора вспомнить, чему её учили в Ордене — не про фокусы со светом и иллюзиями, а про настоящие знания, которые берегли и защищали. И пусть было дано обещание не касаться этой области — встреча с ней привела к смертям, к больнице, — но ради Раза, даже ради Найдера надо было… Нет, лучше сказать, что ради себя — закончить дело и уехать.

Она сосредоточилась на переносице, рассеивая взгляд. Мир поплыл, а затем его наполнило золото. Нити магии опутывали мир, ласково отзывались на каждое движение и, переплетаясь с волей и желаниями мага, выполняли действие.

В Ордене их сравнивали со струнами, которые выдавали мелодию в ответ на касания пальцами, но после больницы Рена перестала замечать красоту золотых нитей, похожих на кружево. Теперь магия казалась диким зверем: будешь кормить его — приласкается, перестанешь — растерзает. Но, в отличие от Раза, она дружила с этим зверем, и теперь он должен был помочь.

Продолжая держать руки под столом, Рена выставила указательные и средние пальцы и провела ими сверху вниз, осторожно касаясь двух нитей. Ладони отозвались приятным покалыванием. Затем она согнула пальцы, будто цепляла крючком. Она так вглядывалась, что начало казаться — это не нити, а канаты, и сама она балансирует на них над пропастью.

— А сколько длится тоннель? — послышался робкий женский голосок.

— Вроде уже должен был кончиться, — ответил её спутник, и люди взволнованно зашептались.

— Почему тогда до сих пор темно?

Рена посмотрела на часы. Ещё несколько минут — скоро железнодорожный пункт, на котором начинается работа Найдера и Джо, надо только дотянуть до него.

Девушка сжала кулаки. Ладони обдало жаром — уже не приятным теплом, а изматывающим, из-за которого хотелось крепко сжимать зубы, держась.