— Ну да. Кто же их не знает! Развалятся на обочине тротуара, а двое умученных полицейских тянут их за рукава…

— Ага, знаю, — подтвердил первый. Теперь уже все пятеро разглядывали молодого англичанина. Стоя возле бара, он разговаривал громко и весело. — И все один в одного, — продолжал рассказчик. — Лет по семнадцать-восемнадцать. Гоняют взад-вперед на своих лодочках.

— Ах, вот как они забавляются! — вмешался в разговор третий. — Значит, к женским вспомогательным войскам придали еще и детский морской отряд? Господи, ну и свалял же я дурака, когда пошел в авиацию. Да ведь сколько зря трепались насчет этой войны!

— Ну нет, — сказал Богарт. — Не верю, что они катаются тут просто так.

Но его не слушали, а разглядывали гостя.

— Работают по часам, — сказал первый. — Посмотришь на кого-нибудь из них после захода солнца, и по тому, как он пьян, можно часы проверять. Одного только не пойму: что в таком состоянии можно на другое утро увидеть?

— Наверно, когда англичанам нужно послать на корабль приказ, — сказал другой, — его печатают в нескольких экземплярах, выстраивают моторки в ряд, носом туда, куда надо, каждому из этих мальцов дают по бумажке и командуют «марш». А те, кто не найдет корабля, кружат по гавани, пока куда-нибудь не причалят.

— Нет, тут что-то не то! — протянул Богарт.

Он хотел еще что-то сказать, но в это время гость отошел от бара и приблизился к ним с бокалом в руке. Шел он довольно твердо, но щеки у него пылали, глаза блестели, и голос был очень веселый.

— Слушайте, ребята, составьте мне компанию… — Он вдруг умолк, заметив что-то очень интересное. Взгляд его был прикован к кителям офицеров, сидевших за столиком.

— Вот оно что… Послушайте! Вы летаете? Вижу, все до одного. Ах ты господи! Вот, наверно, весело, а?

— Еще как! — ответил ему кто-то из офицеров. — Еще как весело!

— Но небось опасно.

— Да, чуть-чуть пострашней, чем играть в теннис, — сказал другой.

Гость посмотрел на него живо, доброжелательно, пристально.

В разговор вмешался третий:

— Богарт говорит, что вы командир корабля?

— Ну, кораблем его трудно назвать. Спасибо за комплимент. И не я командир. Командир — Ронни. Чуточку выше меня по званию. Ничего не поделаешь, годы.

— Ронни?

— Ага. Симпатяга. Но старик. И зануда.

— Зануда?

— Ужас! Не поверите. Стоит нам завидеть дым, когда бинокль у меня, и он сразу меняет курс. Так бобра не убьешь! Вот уже две недели, как счет у нас — два в его пользу.

Американцы переглянулись.

— Какого бобра?

— Такая игра. Понимаете, у него мачты вроде решетки. Видишь мачту — хлоп! Убил бобра. Очко. Хотя «Эргенштрассе» теперь не считается.

Люди, сидевшие вокруг стола, снова переглянулись. Богарт сказал:

— Понятно. Кто из вас первый увидит судно с такими мачтами, тот получает очко. А что такое «Эргенштрассе»?

— Немецкое судно. Взяли в плен. Грузовое. Передняя мачта оснащена так, что издали похожа на решетку. Разные там тросы, рангоут… Лично мне не казалось, что она похожа на решетку. Но Ронни говорит, что похожа. Как-то раз он зачел ее себе. А потом судно перевели в другой конец бухты, и я зачел его себе. Поэтому мы решили больше его не считать. Понятно, а?

— Еще бы! — ответил тот, кто сказал про теннис. — Ясно как день. Вы с Ронни катаетесь на катере и играете: кто первый убьет бобра. Гм-м… Это здорово. А вы играли когда-нибудь в…

— Джерри! — оборвал его Богарт.

Гость не шевельнулся. Все так же улыбаясь, он смотрел на Джерри широко открытыми глазами.

А тот все разглядывал гостя.

— На вашей с Ронни лодке небось заранее вывешен белый флаг?

— Белый флаг? — переспросил молодой англичанин. Он уже не улыбался, но лицо его еще было вежливым.

— А что такого? Если уж на судне такая команда, как вы двое, почему бы заранее не вывесить флаг…

— Да нет, — сказал гость. — Еще есть Барт и Ривс, только они не офицеры.

— Барт и Ривс? — переспросил собеседник. — Значит, и они с вами катаются? А в бобра они тоже играют?

— Джерри! — снова перебил его Богарт. Тот поглядел на капитана. Богарт кивнул ему. — А ну-ка, пойдем со мной. — Тот встал. Они отошли в сторонку. — Оставь его в покое, — сказал Богарт. — Сейчас же, слышишь? Он ведь еще совсем ребенок. Когда тебе было столько лет, сколько ему, ты тоже не очень-то много смыслил. У тебя едва хватало ума, чтобы в воскресенье не опоздать в церковь.

— Моя страна тогда не воевала четвертый год, — сказал Джерри. — Тратим деньги, мучаемся, подставляем голову под пули, а ведь в этой драке наше дело — сторона! Английская матросня!.. Если бы не мы, немцы взяли бы их на цугундер еще год назад…

— Замолчи, — сказал Богарт. — Ты меня не агитируй!

— …А этот субчик ведет себя, будто тут пикник или ярмарка… «Весело! — Голос Джерри стал визгливым. — Но небось опасно, а?»

— Тс-с! — сказал Богарт.

— Ну, дали бы мне застукать их с этим самым Ронни где-нибудь в порту. В каком хочешь порту. Хотя бы и в Лондоне. И ничего мне для этого не надо, кроме старенького самолета! Черта лысого! И самолета не надо! Хватит на них и велосипеда с парочкой поплавков. Я бы им прописал, что такое война!

— Ладно, пока что оставь его в покое. Он скоро уйдет.

— Что ты будешь с ним делать?

— Возьму утром с собой в полет. Пусть сидит впереди вместо Харпера. Говорит, что умеет обращаться с пулеметом. Будто у них на лодке тоже есть «льюис». Он мне даже рассказывал, что однажды сбил бакен с дистанции в семьсот метров…

— Дело, конечно, хозяйское. Может, он тебя и побьет.

— Побьет?

— Ну да, в бобра. А потом ты сразишься с Ронни.

— Я ему хоть покажу, что такое война, — сказал Богарт. Он посмотрел на гостя. — Его сородичи три года воюют, а он ведет себя, как школьник, шутки сюда, видите ли, шутить приехал. — Он снова взглянул на Джерри. — Но ты его не трогай.

Когда они подходили к столику, до них донесся громкий и веселый голос мальчика:

— … Если он первый схватит бинокль, то подойдет поближе и рассмотрит как следует, а если первый увижу я, сразу меняет курс, так что мне виден один только дым. Зануда. Ужас прямо! Но «Эргенштрассе» теперь не в счет. Если по ошибке укажешь на нее, сразу теряешь два очка. Эх, если бы Ронни на нее клюнул, мы тогда были бы квиты!

III

В два часа ночи молодой англичанин все еще разговаривал, и голос его был так же звонок и