У мужика лицо вытянулось. А врач хлопает его по плечу:

– Да шучу я, шучу! Умерла!..

Такой анекдот. Смешной очень… И в этом смысле, конечно, хорошо, что отмучилась, а не повисла живой гирей на моей жизни, как ребенок Джейн, груз которого она теперь пытается разделить с Фридманом, насколько я понял их ситуацию. И в этом смысле Андрею я очень сочувствую – зря она, конечно, его не послушалась и не сделала аборт. Долбаная политкорректность, избыточная гуманистичность и весь их слюнявый маразм! Решила рожать, дуреха, несмотря на результаты скрининга! И, видать, Фридман что-то подозревал по своей наследственности, раз послал ее на анализы. И оказался прав. Но бабы бывают порой такими наивными дурами, что убить хочется. Небось, подумала: если любит и с таким примет. Небось рассуждала по-самочьи: увидит дитенка, сердце его дрогнет, и он… Что он? Сломает себе жизнь ради ухода за овощем? Или кто у них там родился? Даун? Тоже не подарок…

Ребенок – это счастье. Я всегда его хотел. А инвалид в семье – это несчастье. Я никогда его не хотел. И вот ведь странно: не хотел несчастья, а счастья все равно не получил!

Погруженный в эти мысли, я совершенно незаметно для себя, на полном автомате, добрался до математического института, махнул пропуском, ткнул в кнопку лифта…

А Лена… Ну надо же! Знала, что Инна умерла. Знала, что из-за аборта. И что ребенок был мой. Наверное, думала, что я послал… И знала, что я люблю до сих пор. Я и сам не знал. Уже забыл, как это – любить. Отрезал. Но непрожитое прорывалось во сне.

Права была, оказывается, Джейн: можно переживать чувство, но не ощущать этого. Как у тех, блин, кому медведя под гипнозом показали. Оказывается, этот мешок, который я нес на плечах по жизни – или по крайней мере часть его, львиная доля груза – был наполнен тем самым чувством, от которого я отрезался. Но которое не ушло, а затаилось где-то в глубине меня. Зачем? В ожидании чего?

И не проснулось ли оно вчера, когда я увидел Марину и очнулся с потемневшими глазами уже в коридоре. Что это было? Что это вырвалось из меня, принятое мною за гнев по отношению почему-то к Фридману? Он-то тут при чем? Это машина нарисовала… А где она, кстати, взяла картинку? Ведь она с каких-то исходников, наверное, конструирует образы. Ну, не сама машина, наверное, а та ее часть, которая именуется шлюзом. Вон у них как все запутано! Машина – это среда. Шлюз – ее часть, формирующая сопряжение. И значит, создающая образы. А где берет? Понятно, что разных человеческих лиц в ее распоряжении в мировой паутине – миллиарды.

Стоп!

А значит, среди них есть и эта женщина! Ну, не Марина, конечно. И прическу он ей мог нацифровать другую, но… Но есть же где-то такая живая и на удивление похожая на мою потерянную…

Господи, о чем я думаю? Зачем? Мало мне было той истории? Я ведь не соврал Марине – я действительно не хотел и боялся этого – любви, которая начнет отрывать меня от преданной ровной женщины. Той, которая решила пройти со мной через всю жизнь, поверила, родила, похоронила. С больной Светой сидела и седела, когда та от боли просила у матери смерти, пока я прятался от всего этого ужаса на работе. И она наверняка понимала, почему я задерживаюсь на работе этой… Потом безуспешно пыталась еще раз родить для меня. И вот тебе здрасьте – возникла эта Инна на ее пути!

Радовалась Ленка ее смерти, интересно, или нет? Наверняка. И я даже не могу ее осуждать.

И что я теперь – снова буду искать себе новую «Инну» среди миллиардов лиц?

Нет, мы начали с Ленкой этот путь вместе, и мы его вместе по жизни пройдем!.. Мне никто не нужен. Я больше ее не предам!

Я толкнул дверь в свою узкую лабораторию, прошел мимо стола к холодильнику, по пути хлопнув зеленую кнопку, и начал наливать в прихваченный чайник воду из кулера…

Все эти пятнадцать лет я твердил во сне чужое имя. И Ленка терпела! Ни разу не сказала. Хотя что она могла сказать? И зачем? Это же не я говорил. Я бы такого никогда не позволил в твердом уме и здравой памяти, и она это знает. Я бы не стал звать мертвую женщину.

Но сегодня утром, когда Лена мне об этом рассказала – что я зову Инну ночами, – единственное, что я мог ответить ей по телефону:

– Прости…

– Это ты меня прости, – ответила она…

Экран на стене разгорелся зеленым, и машина бормотала механическим голосом свои обычные приветствия.

– …режимы голоса и камеры включены по умолчанию, но вы в любой момент можете…

– Шлюз! – прервал я. – Это я уже все знаю, сто раз слышал… Ты мне вот что скажи… Ты можешь найти мне ту женщину, на основании фото которой ты составлял образ моей последней собеседницы?

Глава 1011

Ну, а на что я, собственно, рассчитывал? Честно говоря, ни на что я не рассчитывал. Так оно и вышло.

– Нет.

Вот и все. Просто и незатейливо. Нет – и баста. Проходите, гражданин. Даже без объяснений. Я, правда, их не просил. Спросить?

– А почему?

– Вопрос поставлен некорректно.

Это что – шанс? Но как мне переформулировать вопрос? Попробую потыкать. Хотя что-то подсказывало: надежды нет.

– Шлюз! На основании чего ты формируешь изображение? Где ты берешь исходные типажи? Ну, лица, одежду моих собеседников…

– Они все имеют индивидуальные особенности. Шлюз только формирует сопряжение с вашим миром, синхронизируя оперативные детали. Стыковка происходит по сложным алгоритмам, которые вы не поймете.

– Спасибо, дорогуша…

Я вздохнул, поняв, что ни черта у меня не выгорит. Но все же интересно, почему мироздание не дает мне эту женщину – отняло и не хочет вернуть?

– Шлюз! А ты можешь выделить мне для собеседования эту женщину? Вчерашнюю?

Шлюз секунду помолчал, затем ответил:

– Файл занят другим процессом.

– А старика – того, первого? Я могу с ним сегодня поговорить?

Шлюз опять подвис, на сей раз молчание длилось чуть больше – секунды три. Может, даже пять.

– Файл не найден.

– Что это значит?.. Что такое вообще файл? Это собеседник?

– Файл собеседника – сформированный коммуникативный канал, который связывает вас с собеседником и который находится в оперативном доступе шлюза…

Яснее не стало.

– …если в доступе шлюза нет файла, установить