Каис застыл на месте и смотрит на меня, выпучив свои мигалки. Мне стоит огромного труда подняться на ноги – вот как отдубасила меня эта гнида. Я весьма прилично получил, бля!

– Ка… Каис…! Твой… брат… он… его… его… его избивали… часами… те… те ще… щеглы с Бельвиля! И… это еще не все!

Каис испускает глухой крик, и нож падает у него из рук.

– Твой брат… когда я… когда я вернусь… я задушу его… пластиковым пакетом… Или… знаешь… я… закопаю его… живьем.

Я пускаю ему пулю в ногу. Стопу Каиса разносит в клочья, и тот с криком падает на пол. Я придвигаюсь поближе к этому трусу и посылаю вторую пулю ему в левое колено, третью – в правое и по одной в каждое бедро. Спускаю на эту крысу весь магазин. Его глаза закатываются, и белая пенистая жидкость выливается изо рта. Я нагибаюсь над этой кучей говна, кладу большие пальцы ему на шары и яростно вдавливаю их в глазницы. Сукин сын! Подобрав принадлежавший ему нож, я спокойно оставляю его мучаться в агонии и быстро уношу ноги из сквота.

Мне остается решить одно дельце, последнее.

Глава 25. Холм у ворот Шапель

Я поднимаюсь вверх по улице Маркс-Дормуа. Капюшон толстовки натянут на голову. Я тащу свои ноги, похрамывая, и правой рукой придерживаю левый бок. В этот поздний ночной час я со своей покачивающейся походкой и разбитой физиономией прекрасно растворяюсь в общих декорациях. Меня наверняка принимают за торчка! За торчка, которого избили, опустили, полоснули по щеке, над которым поиздевались, которому покалечили левое ухо, сломали нос и зубы.

Хромая, я двигаюсь будто на автомате, ведомый одной лишь жаждой мести. Я попытался дозвониться до всех своих уличных воинов – Слима, Комара, Азада и Себа, – но в ответ тишина. Никто из них не ответил на мои SOS-сигналы. Можно подумать, что им больше нечего делать, кроме как спать по ночам.

Я перезваниваю Усману и оставляю сообщение на автоответчике:

– Алло, Усман! Тебе должно быть стыдно, считай, что ты уже мертвец! Никуда не уходи, я иду к тебе!

Спрятав свой телефон, я углубляюсь в подворотни. Несмотря на мою разбитую рожу, юные шлюхи с Маркс-Дормуа пытаются закадрить меня:

– Пойдешь ко мне, дорогой!

– Эй, пупсик, хочешь отсосу?

Я не обращаю на них внимания, осматриваю территорию у перекрестка, рядом с банком LCL и возле «Макдональдса». Ничего такого, кроме парочки шлюх, двух мужиков, ищущих приключений на свои задницы, наверняка клиентов проституток, и одного бездомного в полном оцепенении, приютившегося под навесом у входа в булочную «Менье».

Ни одного наркомана поблизости.

Я продолжаю свой путь, выйдя на бульвар Шапель, и вновь пытаюсь связаться со Слимом, но все безуспешно. Бесит! Абсолютно в открытую я извлекаю из кармана поглубже засунутый туда пакетик с кокаином, вываливаю содержимое на середину грабли и зарываюсь в муку клювом. Вдыхать порошок мне нелегко, настолько нос изувечен, так что напоследок я вылизываю себе ладонь. Едкий привкус кокаина в придачу к горечи крови растекается по небу.

Остановка у церкви Сен-Дени, чтобы немного перевести дыхание. Я рассматриваю крест, установленный на крыше церкви. Поди пойми, что за болт развинтился у меня в башке, но меня вдруг словно носом тыкают в эту символику, и на секунду меня уносит в мистическое сумасбродство. А если вся эта ерунда не обман? А если Бог существует?

Мои мозги кипят, желудок скручивает, меня рвет коричневой кашей с комочками прямо на красную дверь церкви Сен-Дени. Я выпрямляюсь и глубоко дышу. Черт возьми! Я собираюсь с мыслями, опускаю штаны и облегчаю полный донельзя мочевой пузырь на фасад часовни. Черт побери, я буду гореть в аду! Поднимаю штаны, иду своей дорогой и тут замечаю знакомого на вид торчка, стоящего на углу улицы Марк Сеген. Темнокожий парень с костылями будто привинчен к месту. Вид у него непрошибаемый, а взгляд теряется в пространстве. Я признаю в нем типа, который часто таскается с Усманом, и приближаюсь к нему:

– Приятель?

Торчок неторопливо поворачивается ко мне лицом:

– А? Че тебе надо?

– Узнаешь меня, я приятель Бамбу? Шаришь, где его найти?

– Нет, я тебя не знаю!

Я вытаскиваю две бумажные купюры из кармана куртки:

– Просто скажи мне, где Бамбу, и погуляешь за мой счет.

Костыль смотрит на две купюры по двадцать евро, которые я держу большим и указательным пальцами. И года не проходит, как он выдает мне нужную информацию:

– Бамбу, сейчас ты сможешь найти его на Холме. Ты ведь точно его друг?

– Ага!

– Что с тобой случилось, что ты весь в крови?

Я отдаю ему наличку и сваливаю, решив не поддерживать разговор. Холм. Только этого не хватало. Блин! Вряд ли я смогу долго там продержаться, я, хромой белый французишка, особенно теперь, когда я избавился от пушки. В любом случае в магазине больше не оставалось патронов: я все спустил на Каиса. Теперь я вооружен обычным лезвием, и это снаряжение не станет весомым аргументом в бидонвиле.

Тут звонит мой телефон, и я беру трубку:

– Азад!

– Зарка, я прослушал твое сообщение. Что стряслось?

– Азад, друг мой, я только что из ада и снова возвращаюсь туда…

– Что? Где ты?

– Сейчас я иду на Холм, мне очень нужна помощь, надо, чтобы… Азад? Азад?

Неудача преследует меня. Села батарейка. Вот непруха!

Прихрамывая, я иду вдоль бульвара. Ярость спускается аж до кишок.

Вот уж где настоящие декорации к апокалипсису! В этот час ворота Шапель – это самое настоящее гетто! Ночные бабочки из Восточной Европы, которых нещадно обдирают сутенеры, выставляют товар напоказ – с ними соревнуются их африканские соперницы. Никто уже не считает количество ссор и кровавых потасовок, завязавшихся здесь в блядской среде. Вот в 2013 хотя бы: как минимум три работницы секс-индустрии исчезли, пропав без вести, в то время как труп албанского сутенера с выпотрошенным животом был найден на железнодорожных путях малого пояса. Также своей плохой репутацией этот район обязан сильной концентрации токсиков, отсюда и данное ему прозвище – Крэкленд.

Ничего не скажешь, ворота Шапель дали приют самым злачным животным Панамы. И вершину всего, самое жуткое место этого кошмарного уголка, я нарек Холмом. Трущобы наркоманов, прибежище джанков, куда я всегда отказывался совать нос по совету даже довольно храбрых чуваков. «Ты, мальчик мой, не протянешь и тридцати секунд на