хотел рассказать что-то свое. И мы надеялись, что Пьер попридержит свои ехидные реплики. Ветер снаружи крепчал. Под потолком сигарный дым клубился как небо. Пламя свечей мерно дрожало. Арманьяк золотился в бокалах как мед.

– Год назад, в Рождество, – начал Алан, – траулер мотался по морю в шторм, рядом с рифом Черных Скал, близ Керскофа. Об этом писали в «Лё Телеграмм». Ночь была безлунная, а приборы на борту отказали. И тем не менее судно вошло в порт меньше, чем за полчаса. Капитан мне потом рассказывал, что его вели огни, которые зажигались там, где торчали скалы. Они загорались, когда судно приближалось, и тут же гасли, стоило отдалиться. Весь экипаж чувствовал, будто кто-то сопровождает их. Они подчеркивали, что это были не сигнальные огни, а странное, живое свечение, прямо в воздухе.

– Их вело сияние фей! – воскликнула Полина.

– Вздор! – проворчал Пьер. – Что ж они им тогда буксир не подогнали?

– Молчи уже, – сказала Моргана. – В Плюарнеле был случай с таким же свечением в начале века. Местный скрипач был странный малый, не то юродивый, не то затворник. Кто бы ни пригласил его на рождественский ужин, он отказывался и под вечер убегал за поля. Говорил: «Буду играть феям!» И всю ночь пиликал жигу по лесным тропинкам. Наутро возвращался измученный, промокший и садился пить кофе. Объяснял, что в Рождество никто не думает о том, как одиноко феям. Говорил, что новая религия заслонила их царство: и, пока люди веселятся под мерцанием гирлянд, они сидят и грустят среди вереска. Он же старался развеселить их и составить компанию до рассвета. Когда он умер, его могилу в глубине кладбища все забыли. Но каждый год, двадцать четвертого декабря, ее окутывал странный, мягкий, неуловимый свет, так что не различить глазом, откуда он берется.

– Блуждающие огни, – сказал Пьер, – светлячки! Налобные фонари! Отблеск от луны!

– А как же Кердоникский монастырь? – спросил Алан.

– Пощадите, – сказал Пьер, – сменим тему.

– Рассказывай, – велела Полина.

– Тогда об этом много говорили. Дело было в бенедиктинском монастыре. На северной стене в храме висела картина кисти какого-то мастера семнадцатого века, на которой был пустой неф с рядами деревянных стульев, расставленных для службы. Само полотно интереса не представляло. Строгая, суровая живопись, нагоняющая тоску. В трактире, который стоял вплотную к монастырю, владелец повесил на стену картину под названием «Феи». Из тех, что британцы в конце девятнадцатого века обожали. На ней крылатые полупрозрачные существа с венками на голове, в белых платьях, купались в лучах осеннего света. Одни смотрели на свое отражение в пруду, другие водили хороводы среди берез.

– Фуу… – поморщился Пьер.

– И вот рождественский вечер, месса в самом разгаре. Вдруг посреди проповеди священнику становится плохо. Он опирается на кафедру и, что-то бормоча, показывает на стену. На церковной картине появились феи из трактира. Они были внутри картины: сидели на нарисованных стульях, сложив крылья, и слушали проповедь. Картина ожила… Паника началась непередаваемая, прихожан эвакуировали, вызвали спасателей, обе картины уничтожили!

– Вот спасибо: услужили хорошему вкусу, – сказал Пьер.

Он довольно наслушался за вечер. Час был поздний, все прощались, желая друг другу счастливого Рождества. Я настойчиво предлагал Пьеру его подвезти, но он сказал, что хочет пройтись и вернется домой по пляжу. Добавив, что после всей той чуши, которой его здесь пичкали, голове нужно немного ветра, холода и соли.

На следующий день Пьер позвонил нам в восемь утра. В голосе звучала паника, он умолял нас приехать к нему. Дорога к его дому огибала песчаные наносы Лостмарша. Пройти напрямик по пляжу было ничуть не дольше, но ветер так и не стих. Через четверть часа мы были у Пьера. Он стоял у окна и, бледный, смотрел на океан потерянным взглядом.

– Сожалею о вчерашнем. Идемте!

Он без объяснений надел куртку и вышел. Мы пошли следом по тропке через папоротники, ведущей от его двора к пляжу.

Ветер истязал землю. Небо предвещало недоброе. Волны походили на песью губу с подтеками слюны. Мы продирались с боем. Пьер кричал:

– Когда я ночью возвращался по пляжу меня вдруг пробрал холод. Может, спиртное? Или после тепла у вас, или ночной ветер? Не знаю. Только мне вдруг поплохело, и я вырубился. Очнулся утром в своей кровати, ничего не помня, и спустился на пляж, чтобы найти то место, где упал.

– Ну и?

– Ну и вот.

Мы стояли на песке на полпути между нашими домами, в паре десятков метров от воды. Место, где Пьер упал, было четко видно. Его тело оставило рытвину в песке. От нее к дому нашего друга шли две параллельные прямые борозды. След от ботинок Пьера, которого тащили за подмышки.

И больше ничего. Ни следа тех, кто его тащил. И Пьер растерянно смотрел на две борозды, а волны вздымались все выше.

Сноски

1

Пер. Ю. А. Гинзбург. (Здесь и далее, кроме особо оговоренных случаев, прим. перев.)

2

Пер. С.К.Апта.

3

Альбом Дэвида Боуи, в эпоху его выступлений в образе «Зигги Стардаста».

4

Пер. В. В. Бибихина.

5

Пер. В. В. Левика.

6

Географические и другие неточности, встречающиеся в книге, по воле автора оставлены без изменений (прим. ред.).

7

Пер. А. Г. Головиной, В. В. Никитина.

8

Пер. Н.М. Жарковой, Н.И. Немчиновой, И. С. Татариновой, Н.Г. Касаткиной.

9

Питч – вертикальный участок скального маршрута между двумя страховочными пунктами.

10

Курцио Малапарте (1898-1957) – итальянский писатель, публицист и кинорежиссер, известный своим авантюрным характером и прямотой, постоянно находившийся в оппозиции к текущей конъюнктуре.

11

Эй, парень (англ.).

12

Вади – арабское название сухих русел рек.

13

Пер. М. А. Долгалевой.

14

Пер. А. Б. Руднева.

15

Во веки веков (лат.).

16

Проклятие! (англ.)

17

Жак Валле де Барро. Сон.

18

Мысль отпусти, замри, внимай, смотри (англ.).

19

Одно из наиболее известных в мире издательств путеводителей для бюджетного туризма.