Нахамкис оправдывался, как мог:

— Все знают, что после десяти вечера наше время. А он шел по улице с таким видом, будто это его город. Будто в Одессе нет нас. Так гулять — это неуважение к преступному элементу!

Япончик на это возразил:

— Творческий человек может идти по Одессе в любое время суток с гордо поднятой головой. Он находится под моей защитой. Тебе коров пасти, а не с людьми работать. Будешь наказан!

Вскоре на одном из концертов Шаляпина на сцену вышел Япончик и сказал следующее:

— Всем известно, какая в Одессе случилась гадость. Все, что я отстаивал в последние годы, за что боролся, теперь поставлено под сомнение. Я имею сообщить почтеннейшей публике, что нарушитель закона изобличен и сейчас перед нею предстанет. Я решил, пусть тот, кто посмел поднять руку на певца, выйдет на сцену и исполнит одно из его творений. Пусть подлец убедится на собственном опыте, каково это — жить в искусстве!

На сцену буквально втащили Мимо Кассы, одетого в костюм Мефистофеля. Одновременно люди Япончика деловито раздавали зрителям яйца и гнилые помидоры. Как только Накимкис запел или, точнее говоря, стал делать то, что отдаленно напоминало пение, по команде Япончика в него полетели яйца и помидоры. Мимо Кассы хотел было ретироваться, но Япончик суровым взглядом остановил его, и тот был вынужден терпеть экзекуцию до конца. Мало того, после этого Япончик отвел Мимо Кассы к Шаляпину, которому грабитель принес публичные извинения.

Соответствует ли действительности эта история, судить не берусь. Но очевидно, что Мишка насаждал среди подчиненных ему бандитов определенный кодекс поведения, по которому было запрещено грабить малоимущих людей, врачей, адвокатов и представителей искусства. Со многими представителями последнихЯпончик был знаком лично. Мне встретились документы, в которых утверждалось, что среди прочих Мишка был лично знаком в том числе и с Ф.И. Шаляпиным. Было ли это знакомство связано с рассказанной выше историей или произошло при других обстоятельствах, этого достоверно мне неизвестно.

Таким образом, можно сказать, что Мишка осуществил с помощью револьвера и кинжала все свои мечты, — он был богат, имел неограниченную власть и был лично знаком с самыми известными артистами, которых знал весь мир, а он с ними был на «ты».

Мишка не понимал политику и особенно ею не интересовался, но он был очень хитрым, практичным человеком и обладал развитой интуицией, которая практически никогда его не подводила. Изворотливость его не знала границ и не раз позволяла ему самому, а также членам его банды уходить из-под удара как полиции, так и конкурирующих с ним уголовников. Очевидно, что врагов у него хватало. И если с преступниками, которые покушались на его власть, он обходился сурово и жестоко, то с представителями власти он действовал более хитроумно. В обмен на собственную неприкосновенность он обещал властям поддерживать порядок в городе и выполнял свое обещание, причем ему по большому счету было все равно, какая в городе была власть, лишь бы его не трогали. Как только кто-то из представителей какой-либо власти пытался воспротивиться ему, город погружался в хаос, постоянно совершались грабежи и разбои, люди боялись выходить на улицу, всякая торговая и иная другая жизнь замирала. Власть отступала, Мишку обещали оставить в покое, и нормальная жизнь немедленно возвращалась в Одессу, если, конечно, можно назвать нормальной жизнь в городе, фактическим хозяином которого был Мишка Япончик.

Впрочем, в очередной раз, когда власть сменилась и Одессу заняла Белая добровольческая армия, деникинский генерал Николай Николаевич Шиллинг (1870–1946, скончался в эмиграции в Чехославакии, где сначала был арестован советской контрразведкой, но затем был отпущен из-за плохого состояния здоровья и преклонного возраста), который стал командующим Одесским военным округом, решил ликвидировать Мишку и его бандитов. Он направил в кафе «Фанкони», где, как я уже отмечал, любил бывать Мишка, группу вооруженных офицеров из контрразведки, переодетых в штатское платье. Как известно, контрразведчики Белой армии являлись ее кастой и были действительно в высшей степени профессионалами своего дела. Они сели за соседний с Мишкой столик и стали спокойно пить кофе, приготовленный по-турецки (на песке). Как только в какой-то момент телохранители Мишки отлучились, офицеры достали револьверы, намереваясь его убить на месте. Мгновенно оценив ситуацию, чтобы ему не выстрелили в спину, Мишка прижался спиной к стене и вступил с убийцами в переговоры. При этом он ни на мгновение не терял присутствия духа, чем в значительной степени дезориентировал нападавших. В кафе уже набились зеваки, вернулись и ближайшие сподвижники Мишки. Офицеры не рискнули убивать Мишку на глазах у толпы, настроение которой было не в их пользу. Они ограничились только тем, что отвели Мишку в здание контрразведки для получения дальнейших распоряжений от начальства. Скорее всего, в какой-то момент его жизнь висела на волоске. Впрочем, Шиллинг уже понимал, что раз Мишку не удалось убить сразу, операцию по его ликвидации можно считать проваленной.

Слух об аресте Япончика моментально распространился по всей Одессе. Через 30 минут к зданию контрразведки сбежались и съехались на конных пролетках вооруженные налетчики. Они перегородили улицу вокруг здания контрразведки биндюгами и фаэтонами. Несколько человек подошли к часовым и попросили передать их начальнику, чтобы к ним вышел Мишка, с которым они хотели бы срочно поговорить. Фактически это был ультиматум, причем превосходство в силе было явно на стороне нападавших, которых было не только в несколько раз больше, но которые были до зубов вооружены. Помимо револьверов у них еще были гранаты.

Тем не менее генерал Шиллинг не хотел и слышать о том, чтобы отпустить Мишку. Его подчиненные призвали генерала изменить свое решение и предупредили, что в случае нападения бандитов долго сопротивляться им они не смогут. По-видимому, генерал представил себе, как будет выглядеть срочное донесение в ставку командующего о том, что здание контрразведки захвачено бандитами, и какие после этого последуют организационные выводы в отношении него, и дал приказ отпустить Мишку.

Мишка демонстративно медленно вышел на порог здания. Было очевидно, что он наслаждается своей победой, и на глазах у ошеломленных часовых и многочисленных зевак раскланялся со всеми и, неторопливо сев в ожидавшую его пролетку, умчался прочь. Бандиты с радостными криками, свистом и улюлюканьем двинулись за ним.

Когда началась Февральская революция 1917 года, Мишке было двадцать шесть лет. В момент расцвета его преступной деятельности ему исполнилось двадцать девять. По описаниям очевидцев это был коренастый, хорошо развитый физически от природы узкоглазый щеголь, который ходил обычно в ярко-кремовом костюме и желтой соломенной шляпе канотье,