Но в ЕС всё-таки была страна, которая в тот момент ясно отдавала себе отчет, что такое путинская Россия: Нидерланды.

Летом 2014 года рейс малайзийских авиалиний MH17 Амстердам—Куала-Лумпур был сбит над Восточной Украиной российской ракетой класса «земля-воздух». Все 298 человек, находившиеся на борту, погибли, среди них дети. 193 из них были голландцами. Кремль пытался снять с себя вину, но огромное количество улик доказывало причастность России к этому преступлению[7]. Для Голландии, страны с населением в 17 миллионов человек, этот теракт был сравним с 11 сентября в Америке. И вина за него лежала на Путине.

В связи с этим интерес СМИ к «Красному циркуляру» в Нидерландах был выше, чем в любой другой европейской стране.

Утром 26 февраля я прибыл в Амстердам и сразу же отправился в офис своего издателя — здание XVIII века на канале Принсенграхт. Вместо того чтобы бегать по Амстердаму от одной медиакомпании к другой, как это было в Нью-Йорке, мой издатель устроил меня в конференц-комнате, куда каждые 30 минут приходили журналисты из разных изданий.

Так продолжалось два дня. Финалом моего медиамарафона в Амстердаме было ток-шоу «Джинек», одно из самых популярных в Голландии ночных телешоу с миллионной аудиторией. В Голландии «Джинек» обладает такой же силой превращения книг в бестселлеры, как «Ежедневное шоу» в Америке.

Я приехал в студию за полчаса до начала. Фойе для гостей ток-шоу сильно отличалось от тех, где мне удалось побывать. Оно больше смахивало на хипстерский ночной клуб: громкая музыка, бар, официанты, разносящие еду и напитки, уютные столики и диваны, толпа модно одетых молодых людей.

Я поинтересовался, всегда ли здесь так, и услышал: «Не совсем. Это последнее шоу в сезоне. Поэтому афтепати уже началась».

Подойдя к бару, заказав напиток и осмотревшись, я с удивлением обнаружил, что слева от меня стоит Марк Рютте — премьер-министр Нидерландов. Последние два дня я был так занят, что не заглянул в список приглашенных. Очевидно, он был гвоздем программы.

Мы немного поболтали. Рютте не входил в число моих любимых политиков. В 2011 году, задолго до катастрофы MH17, парламент Нидерландов единогласно принял резолюцию, призывающую правительство страны принять закон Магнитского, но Марк Рютте его заблокировал. Как и многие европейские лидеры, он не хотел расстраивать Путина. Голландские компании были одним из главных бенефициаров строительства многомиллиардного газопровода «Северный поток-2», и Рютте не хотел уменьшать приток денег.

Однако в тот вечер, возможно, в связи с произошедшими событиями, Марк Рютте был рад стоять со мной плечом к плечу, улыбаясь и позируя фотографам с моей книгой в руках.

Вскоре продюсер пригласил нас и других гостей в студию. Передача шла в прямом эфире, сцена находилась в центре зала на круглой платформе. Атмосфера на шоу царила такая же непринужденная и тусовочная, как в фойе.

Ведущая шоу, Ева Джинек, блондинка тридцати с небольшим лет, родилась в Талсе (Оклахома), выросла в Вашингтоне, а в 11 лет переехала с родителями в Нидерланды. Здесь она стала главным интервьюером любого американца, представляющего интерес для медиа. Она сидела слева от огромного полукруглого дивана для гостей. Рютте был первым ее гостем на диване, а я занял место в первом ряду зрителей. Поскольку передача шла на голландском языке, мне дали наушники для синхронного перевода.

Ева начала с прямого вопроса к Рютте о скандале, связанном с нецелевым использованием нескольких сотен евро одним из членов его партии. Я был немного ошарашен вопросом, так как, по моим подсчетам, Путин украл у граждан своей страны миллиарды.

Почему несколько сотен евро вообще заслуживают упоминания, не укладывалось в моей голове, но Ева продолжала распинать Рютте. Мне стало неинтересно, и я начал проверять сообщения на телефоне.

С премьер-министром Нидерландов Марком Рютте в фойе шоу программы «Джинек». 27 февраля 2015 года (© BILL BROWDER)

Листая их, я наткнулся на сообщение, от которого кровь застыла в жилах. Оно было от Елены Серветтаз, российско-французской журналистки и ведущей на Международном французском радио в Париже. «В Москве убит Немцов!» — стояло в заголовке.

Я уставился на него, и мой палец застыл над экраном. Этого не может быть. Очнувшись, я в спешке набрал «Немцов» в «Гугле». Одинаковые заголовки всех информагентств подтверждали, что несколько минут назад Борис Немцов был застрелен прямо рядом с Кремлем.

Мое сердце колотилось в бешеном темпе.

С момента встречи с Борисом в Хельсинки он стал для меня не только надежным союзником, но и другом. Чем больше я узнавал его, тем больше восхищался. Как любой высокопоставленный российский чиновник, он мог залезть в корыто коррупции и вседозволенности и забыть обо всем остальном.

Но он отверг это жадное и ненасытное пресмыкание. Он выбрал трудный, но праведный путь — путь защиты россиян и борьбы со злоупотреблениями власти предержащих.

После принятия в Америке закона Магнитского его часто спрашивали: «Разве это не антироссийский закон?» А он отвечал: «Нет. Это самый пророссийский закон, принятый в США за всю историю отношений наших стран».

За это упорство Кремль подверг его остракизму. Однажды после поездки в Вашингтон, где он представил американским сенаторам список приближенных Путина для санкций Магнитского, в Шереметьеве на него напали нашисты — члены пропутинской молодежной организации «НАШИ». Это нападение меня не удивило.

Но убийство было немыслимо.

Эмоции били через край, я не мог найти себе места в телестудии. Хотелось убежать. Но в этот момент раздались аплодисменты. Часть программы с Рютте закончилась. На экранах появилось короткое видео с рассказом о Сергее и обо мне, и я занял свое место на диване, хотя и был в полуобморочном состоянии. Видео закончилось. Ева Джинек моментально переключилась на идеальный американский английский и представила меня аудитории.

Она рассказывала историю Сергея, а я, стараясь выглядеть вовлеченным, отвечал на ее вопросы. Но новость о Борисе поглотила меня целиком. Я должен был найти способ обсудить то, что только что произошло.

— Вы сидите в студии, все знают вас в лицо, — сказала она ближе к концу. — Это же не безопасно?