Шрифт:
Закладка:
Искупление и прощение грехов
Можно ли соединить все эти темы в единое целое? Быть может, нет – по крайней мере, если ограничиться только лишь Писанием Израиля. Нет ни одной книги и ни одного автора, которые собрали бы вместе те идеи, которые я тут кратко представил. Исаия и некоторые псалмы не дают такой общей картины, как и другие книги. Но я просто хотел представить читателю те богатые материалы, которыми еврей эпохи Второго Храма мог пользоваться (и иногда так и делал), размышляя о загадке долгого изгнания, о вызове продолжающейся, но незавершенной истории своего народа и о том, как и когда произойдет обещанное избавление. И из этого возникают три темы, которые особенно важны для наших целей.
Во-первых, древние авторы постоянно говорили о том, что народ Божий во времена Второго Храма нуждался в двух вещах: во-первых, в «завершении изгнания», во-вторых, с другой точки зрения, в «прощении грехов». Израиль отправился в изгнание за грехи, а потому прощение и возвращение – это внутренняя и внешняя сторона одного и того же. И когда Новый Завет кратко описывает суть благой вести словами «Мессия умер за грехи наши по Писаниям» – это тот же самый язык. Свершилось нечто такое, что упразднило изгнание. С теми грехами, которые были причиной изгнания, Бог расправился раз и навсегда, навеки. Это один из ключей к революционному смыслу креста.
Во-вторых, это великое и долгожданное событие станет последним новым Исходом, окончательной великой Пасхой. Победа над Вавилоном повторяет победу над Египтом. Образы Исхода повторяются снова и снова: пускай в одном тексте речь идет о Вавилоне, в другом о Сирии, в третьем, наконец, о Риме – память о египетском рабстве в древности никогда не покидает авторов. Стоит нам соединить эти темы воедино – прощение грехов и конец изгнания, с одной стороны, Пасха и Исход, с другой, – и мы получим сложную идею о полном искуплении, которое куда больше того, что Песах значил раньше, и того, о чем говорил сам по себе День искупления. И когда в Новом Завете мы находим, что тут ряд событий во дни еврейской Пасхи одного конкретного года неразрывно связан с такими темами, как прощение грехов, возвращение из изгнания и, конечно же, Царство Божье с прочими сопутствующими представлениями, такое сочетание идей становится естественным смысловым контекстом.
В-третьих, контекст Исхода, где говорится о Присутствии YHWH, которое избавляет народ и направляет его, указывает на то, что грядущее искупление будет великим и личным вмешательством самого Бога Израилева. Маккавейские книги, возможно, играют с идеей (позаимствованной из нееврейских историй о «доблестной смерти» за других) о том, что мученики в каком-то смысле принимают гнев Божий на себя. Но лишь один ветхозаветный отрывок можно прочесть в таком ключе – это Исаия 53, а эта глава есть кульминация непревзойденной поэмы, которая главным образом говорит о действенной и неизменной любви единого Бога. И когда Новый Завет снова и снова повторяет, что великое прощение и новый Исход отражают любовь Божью, – когда первые христиане говорят, скажем, что «Бог так возлюбил мир, что отдал Сына своего», или что «Сын Божий возлюбил меня и предал себя за меня», или что «во всем творении ничто не отлучит нас от любви Божьей в Мессии», – у нас не должно оставаться сомнений в том, что они имеют в виду все это повествование, в частности то, о чем говорится в книгах Исаии и Даниила.
Это делает куда более четкими некоторые ключевые богословские вопросы. Как может постыдная, мучительная и несправедливая смерть «Раба» у Исаии быть откровением любви Бога к Израилю? Да и кто он такой, этот «Раб»? Последний вопрос не давал покоя многим поколениям исследователей. Мне кажется, что неопределенность тут не случайна. Как я уже говорил, человек, написавший Исаию 40–55 (кем бы он ни был), подобно многим поэтам и писателям не хотел, чтобы его труд был слишком понятным, не хотел исключать разные возможные трактовки. Тут было бы неуместно снова поднимать этот старый, мучительный и многогранный вопрос. Но нужно подчеркнуть две вещи в завершение этой и без того слишком длинной главы.
Во-первых, похоже, что последовательность Гимнов Раба (42:1–9; 49:1–7 [или, быть может, 1–12]; 50:4–9; 52:13–53:12) несет в себе по меньшей мере отзвуки «царских» текстов из первой части Исаии (9:2–7; 11:1–10) и подобных отрывков из последних частей (61:1–4; 63:1–6), которые считают мессианскими. Всем известно, что там народ и царь порой как бы заменяют друг друга: царю принадлежит ключ к судьбе народа (это тоже старый и запутанный вопрос, но идея «царя как представителя» позволяет многое понять и в текстах, и в жизни той эпохи). Это означает, что «Раб» был каким-то «помазанником», через которого YHWH намеревался даровать справедливость Израилю и другим народам, о чем говорят Псалмы 2 и 71. И этот царственный «Раб» должен был послушно умереть – это входило в его призвание – несправедливой и позорной смертью: эта идея могла напугать самого пророка, не говоря уже об аудитории, к которой он обращался. Но там говорится именно об этом. В этой точке сходятся темы Царства Божьего, победы Бога и прощения грехов. Таким образом, если «Раб» – это тот самый грядущий царь, через которого Бог осуществит искупление, можно себе представить (быть может, нам тут также помогут некоторые Псалмы), что его ужасная смерть неотделима от его призвания. Давид, когда он уже был помазан на царство, но еще не признан царем, должен был выйти на сражение с Голиафом; он, один человек, представлял там весь свой народ. Подобным образом тот «Раб» должен был понести на своих плечах последствия многовековых грехов народа.
Однако Давид победил Голиафа и убил его. А с «Рабом» что-то не так: как может смерть загадочного царственного служителя стать частью великих замыслов Бога Израилева? И тут мы подходим ко второй теме. Это сила YHWH, которая у Исаии названа его «рукой»:
Вот, грядет Владыка YHWH, Он могуч,
и всевластна Его рука (40:10).
Пробудись, пробудись, рука Господня,
облачись в мощь!
Пробудись, как в прежние дни,
как в древние времена!
Разве не ты зарубила Рахав,
не ты ли
