Шрифт:
Закладка:
Мадам Хабиб улыбается мне.
– Мадам Харрис, не могли бы вы прийти в другой раз и почитать детям снова? Сегодня это стало большим подспорьем для других волонтеров, позволило нам провести больше времени с женщинами.
– Конечно, – отвечаю я. Это кажется ничтожно малой помощью, но это все, что я могу предложить на данный момент. И как сказал месье Хабиб, мы не были бы людьми, если бы не попытались сделать то, что в наших силах. Каким бы незначительным ни казалось содеянное, оно очень важно, учитывая проблемы, с которыми сталкиваются эти женщины и дети. Я намерена вернуться в книжный магазин в торговом центре и попытаться найти еще какие-нибудь книжки, которые могут понравиться детям. На французском и попроще, чтобы мне было легко читать.
Вернувшись домой, я направляюсь прямо наверх, чтобы тщательно вымыть руки, прежде чем войти в комнату Грейс. Я сижу среди ее книг и игрушек и смотрю, как послеполуденный свет играет на выцветшем берберском ковре, оживляя его краски и освещая серебряную луну и звезды, висящие над кроватью. Я вдыхаю знакомый запах Грейс – смесь свежевыстиранных простыней и детского лосьона. Затем я завожу музыкальную шкатулку и поднимаю крышку.
Ноты давней колыбельной наполняют воздух, когда я прижимаю к сердцу свою маленькую дочь и начинаю плакать; горячие слезы отчаяния и сострадания текут по моему лицу, я плачу от всего сердца. За всех детей, которые заблудились на этом пути.
Я не очень хорошо сплю с тех пор, как подслушала тот разговор между папой и мамой. Теперь ей известно, что он помогает мистеру Риду, но она не предполагает, что я тоже об этом знаю. Такое чувство, что мы все храним секреты друг от друга. Единственный человек, который остается в блаженном неведении относительно того, что происходит прямо у нее под изящным носом, – это Аннет. Все потому, что она слишком много времени проводит в кино, в парикмахерской и на танцах с Оливье.
Я знаю, что папа и мама хотят, чтобы мы обе чувствовали себя комфортно, даже несмотря на то, что мы беженцы. Я полагаю, они думают, что я просто продолжаю заниматься с мисс Эллис и развлекаюсь с Ниной и Феликсом, как любая другая почти 13-летняя девочка. Но у меня ощущение, словно я ношу с собой тяжелый груз. Притворяться беззаботной – довольно тяжелая работа.
Может быть, если я запишу кошмар, который мне все время снится, это поможет выбросить его из головы, и я смогу лучше спать…
В моем сне все начинается хорошо. Мы с папой в пещерах рядом с Тазой, исследуем туннели, идущие из главной пещеры. Мы поднимаем наши фонари, и они освещают мрак вокруг, отбрасывая звезды на окружающие нас скалы. Звезды похожи на ту, что на моей золотой цепочке, спрятанной в шкатулке, и их тысячи, совсем как в ночном небе. В этой части сна я чувствую себя счастливой. Но потом начинает происходить нечто странное. Звезды постепенно исчезают: одна, вторая, затем все больше и больше тускнеет и умирает. Это очень странно, потому что фонари вроде бы дают достаточно света, чтобы я видела окружающее, но что-то гасит звезды. В этот момент я ощущаю тревогу, и земля под моими ногами, кажется, сдвигается и дрожит. Туннель сужается, словно смыкаясь вокруг нас, а потолок давит сверху. Камни начинают издавать звенящий звук, сначала тихий, но он становится все громче и громче. Я замечаю, что папе приходится поворачиваться боком, потому что расстояние между стенами туннеля становится таким же узким, как в переулках медины в Фесе. Я вижу, что он продолжает сужаться и папа вот-вот будет раздавлен. Меня охватывает паника. Он оглядывается на меня с любовью в глазах, улыбается и говорит: «Я всегда буду помнить тебя, Жози, я всегда буду любить тебя». В тот момент, когда он произносит эти слова, стены полностью смыкаются. Наши фонари гаснут, папа исчезает, и я остаюсь в темноте совсем одна. Единственный звук – это пение скал, которое, кажется, вытесняет воздух из пространства возле меня, так что у меня пропадает возможность дышать. Я борюсь со страхом, паникой и жутким чувством боли из-за потери папы, из-за страха, что осталась одна. Борюсь, но при этом все равно чувствую, будто тону в глубоком черном океане.
Я всегда просыпаюсь в этот момент, как раз когда меня затягивает под воду. Иногда мне кажется, что я все еще слышу, как поют скалы, хотя знаю, что уже проснулась и это всего лишь песня муэдзина, призывающего верующих к ранней молитве.
Всякий раз, когда мне снится этот сон, требуется некоторое время, чтобы мое сердце перестало колотиться и паника утихла. Я напоминаю себе, что нахожусь в своей спальне, а не в пещере, и что папа, мама и Аннет благополучно спят в своих кроватях внизу. Затем, если все еще темно, я зажигаю жестяной свечной фонарь, который стоит рядом с моей кроватью, и лежу, наблюдая, как звезды мерцают на стенах моей комнаты. С рассветом звезды и тьма исчезают, и свеча догорает сама по себе. Но даже когда наступает утро, я чувствую в душе ужасный осадок.
Неудивительно, что я так устала. И я все еще продолжаю грызть ногти, несмотря на мое новогоднее решение.
Теперь, когда я записала свой сон, я попытаюсь вместо него подумать о более приятных вещах, например, о том, что через 12 дней, 11 июня, у меня будет день рождения, и мне исполнится тринадцать лет. В этих цифрах есть что-то вполне приятное, хотя я не уверена, насколько сильно хочу стать подростком. Аннет – не самый лучший пример того, на что это похоже. Надеюсь, я не начну вести себя так же глупо, как она. Нина на два месяца и три дня младше меня, и она согласна. Она собирается прийти на мою вечеринку, и Кенза пообещала испечь для меня специальный праздничный торт с начинкой из амлы, потому что она знает, как сильно мы с Ниной любим эту пасту, которая сделана из миндаля, арганового масла и меда. Это будет очень вкусно!
Мой 13-й день рождения был замечательным, несмотря на мои опасения по поводу официального превращения в подростка в дополнение ко всем другим заботам, скрытым на заднем плане.
На завтрак у нас были мои любимые марокканские пончики под названием sfenj с чашками chocolat chaud[35], которые, на мой взгляд, на земле ближе всего к небесам. Затем Аннет протянула мне маленькую коробочку, в которой была красивая жемчужина на золотой цепочке.
– Хоть ты и моя надоедливая младшая сестренка, но иногда ты прямо жемчужина, – сказала она, когда я обняла ее. – Я подумала, что, возможно, ты захочешь надеть ее сейчас, раз уж не можешь носить свою звездочку.
Я была весьма удивлена, что она подумала об этом, так как обычно ее голова слишком занята, чтобы вмещать еще какие-то мысли, кроме забот об Оливье и о том, где найти новую пудреницу или что-то еще, что ей срочно нужно, чтобы усовершенствовать свой образ. Аннет сразу же помогла мне застегнуть цепочку на шее, и жемчужина мне очень понравилась. Словно океан вернул мне этот символ в обмен на слова, которые я в него бросила.
