«С кем он сейчас? Кто о нем заботится? Не попал ли снова в собачий приют?» – вертелись в голове мысли, назойливые, как свидетели Иеговы.

Прикрыв глаза, Юрий мысленно перенесся из неуютного подземелья в свою однушку, не так давно взятую в ипотеку. Если быть точным, брал он не квартиру, а бетонную коробку на 52 квадрата, даже дверей не было. За год довел жилплощадь до ума своими собственными руками. Раньше он скитался с женой по съемным квартирам. После развода жил в ведомственном общежитии. И когда наконец обзавелся собственным кровом, снова оказался в голых бетонных стенах. А ведь за время его отсутствия хатку-то банк на торги выставит, чтобы вернуть выданный ему кредит. Тогда не только Спиноза, но и он сам превратится в бомжа.

Если б он только мог знать, какие последствия будет иметь его ночной поход в супермаркет, и во что ему обойдутся пакет «Педигри», коробка мюслей и бутылка молока…

Лялину нестерпимо захотелось оказаться сейчас в своей постели. Подремать в обнимку со Спинозой под тихий бубнеж телевизора. Разгадать судоку повышенной сложности, прихлебывая кофе со сливками. Почитать под уютным торшером свежий детектив, купленный на книжном развале у Курского вокзала. Мужчина вдруг понял, что эти обыденные, незамысловатые вещи были тем самым незаметным счастьем, которое начинаешь ценить только тогда, когда его уже нет.

На Юрия нахлынули воспоминания из его прошлой жизни. Вот отец хлещет его ремнем за кражу калькулятора, работающего от солнечного света, а после порки идет вместе с ним к обворованному однокласснику и ждет за углом, пока он, Юрка, блеет что-то в свое оправдание, возвращая вещь хозяину.

Несмотря на то, что он был единственным и очень поздним ребенком, родители его не баловали. Вещи покупали только самые необходимые, дешевые и практичные. Ему очень хотелось иметь импортные игрушки, модную одежду, красивые школьные принадлежности, но после случая с калькулятором, чужого не брал никогда – слишком памятной была наука, заложенная отцом через «задние ворота».

Вот он, будучи третьеклассником, решает заниматься карате и несколько лет успешно обучается в школе «Шотокан». К тринадцати годам уже имеет сломанный нос и выбитые зубы. Зато местная гопота железно усвоила: Лялька – псих, и его лучше не трогать.

А вот – первый и последний случай, когда он поднял руку на отца. Тот, как обычно, был «на кочерге» и снова избил мать. Юрка ему тогда крепко накостылял, пообещав убить, если у мамы появится еще хоть один синяк.

Обычно старший Лялин сидел во дворе, в сараюшке, переоборудованном под мастерскую, и зарабатывал на очередную поллитровку. Руки у отца были золотыми: мог из любого дерьма сделать конфетку, любой «труп» реанимировать, любую блоху подковать. Он ремонтировал квартиры, разбирался в сантехнике, автомеханике, электротехнике, слесарил и плотничал, чинил бытовые приборы. Ему несли часы, утюги, велосипеды, кофемолки, магнитофоны, телевизоры, игрушки… Рассчитывались, как водится, бутылкой. Семью тянула мать-инвалид, которая днем работала портнихой в местном ателье, а по ночам строчила частные заказы. Несмотря на это, отец ходил по ней, как по асфальту. В подпитии, становясь совсем дурным, гонялся за женой с сыном с тем, что под руку попадет, чаще всего это был топор. Не единожды они, в чем были, выскакивали ночью из постелей и босиком бежали к соседям. Мать и рада была от него уйти, да некуда – детдомовка. Она часто болела, постоянно лежала в клиниках, и ему, Юрке пришлось многому научиться. Он и готовил сам, и овощи на зиму консервировал. Помогая матери выполнять заказы, поднаторел в кройке и шитье. Не напрягаясь, мог сшить себе не только костюм, но и пальто с полушубком. О ремонтах, столярке, слесарке и говорить не стоит. Руки у него выросли из правильного места, к тому же, он с детства ассистировал отцу в его мастерской, зарабатывая «на конфеты». И, если бы тот не пил, может, и выбрал бы вслед за родителем стезю хрестоматийного Левши, но желание, как можно скорее, покинуть родной дом, привело парня сначала в юридический лицей, а затем и в университет МВД на факультет «Правоохранительная деятельность».

Вспомнилась ему и их с Алкой свадьба, скромненькая такая, в кругу близких жены. Его собственных родных к тому времени уже не было в живых. Когда он учился в лицее, от почечной недостаточности умерла мать. Папашка же нахлебался на поминках стекломоя и отправился вслед за супругой.

Промелькнуло в памяти и первое их с Алкой жилье – съемная однушка в Кузьминках. Потолки давно не белены, дверные наличники и подоконники ободраны, обоев и линолеума нет. Все пришлось делать самим. Когда же квартиру привели в божеский вид, хозяйка заявила, что рассорилась с зятем и намерена вернуться на свою жилплощадь – смекнула, что квартиру теперь можно сдать куда дороже. Возместить затраты по ремонту отказалась, так как ни обои, ни линолеум ей «не глянулись». На поиски нового жилья дала молодой семье всего месяц. Ох, и злы они были на нее. Так злы, что неделю сдирали со стен обои, резали на кусочки половое покрытие, смывали краску с батарей и наличников раствором каустической соды. И все ради того, чтоб на прощание увидеть изумленные глаза алчной квартиросдатчицы.

Всплыла в памяти и их с Алкой неудавшаяся семейная жизнь. Шесть лет выбросили коту под хвост, даже ребенка завести не сподобились. Может, оно и правильно. Служба-то у него – на большого любителя: зарплата смешная, рабочий день не нормирован, отсутствие горячего обеда – перекус где придется и когда придется, суточные дежурства, отпуска не дождешься. Времени на близких катастрофически не хватает – у преступников нет выходных. На работу уходишь – жена еще спит, приходишь домой – уже спит. Выходит, не живешь в семье, а арендуешь койку в семейном жилище. Да и характер у него еще тот… Правильно сказал классик: «Женщины – они, как птицы – улетают от холода». Вот супруга и захотела покоя, достатка, тепла, простого бабьего счастья.

«Правильный ты, Юра, как буквы в школьных прописях. У тебя и тапочки стоят параллельно, и книги выстроены по росту, и диски пронумерованы. Ты даже ночью, перед уходом в туалет, заправляешь свою постель. Делаешь все по расписанию, не прощаешь окружающим их слабостей, гордишься своими нерушимыми принципами… Тебе и невдомек, что чрезмерной любовью к порядку и приверженностью закону, ты отравляешь существование каждому, кто попадает в твою орбиту», – заявила она на прощание и ушла. Кстати, правильно сделала. Все лучше, чем ежедневно клевать ему печень.

В