– Ты не просто разрушил мои мечты, Артём. Ты заставил меня стать другим человеком. Той, кем я никогда не думала становиться, – горечь заполняет мой голос.

Как всё у него просто получается. Появился спустя семь лет и говорит о прощении, о чувстве вины. Выглядит таким правильным и разбитым, будто это я его когда-то избила до потери сознания. Кажется, где-то внутри меня остались незажившие раны и сейчас начинают кровоточить. Иначе почему я так остро воспринимаю его слова?

– Это стало огромным уроком для меня. Я и не заметил, как превратился в отца, от которого всегда защищал маму.

Поджимаю губы и опускаю взгляд на нетронутый стейк лосося. Кусок в горло не лезет.

– Как бы там ни было, я тебя любил так, как умел любить. Это ты тоже должна знать. Ведь у нас было и хорошее. Я его помню. А ты?

Помню. У нас и в самом деле было много хорошего. Особенно в первый год отношений. Тогда, когда Артём ещё мог находиться в здравом уме. Это он показал мне, как прекрасны путешествия и походы в кино. Мы обожали вместе петь в караоке и танцевать. Нам было весело вдвоём. Тогда он ещё мог держать своих чертей в узде, скрывал свои измены, а манипуляции маскировал заботой обо мне. А потом в его жизни появились запрещённые вещества и сомнительные друзья, и он не мог больше держать себя в руках и показал своё настоящее «я».

– Это не имеет значение на фоне той боли, которую ты причинял мне, – поднимаю глаза на него.

И встретившись с его взглядом, чувствую, как меня неожиданно пронзает воспоминание о нашей последней встрече. Я до сих пор помню, какими остервенелыми были его глаза. Я ко многому сейчас отношусь спокойно. К его изменам, пощёчинам и грязным словам. Скажу больше: я смогла простить его за это и отпустить. Но та ночь врезалась в мою память навсегда, по сей день вызывая приступы ужаса.

Артём был похож на зверя, который ослеп от гнева. Орал и крушил всё вокруг, когда узнал, что я нравлюсь его другу, который открыто заявил о желании завоевать меня. Он был убеждён, что мы уже тайно встречаемся и спим, и его крики в какой-то момент переросли в рукоприкладство. И это были не привычные пощёчины и пихания в бок, это были настоящие удары, наполненные яростью и жестокостью. Я пыталась отбиться от него, защититься, убежать, но всё было бесполезно. Он не слышал меня, игнорировал слёзы, крики и мольбы. И в какой-то момент я потеряла сознание от боли и страха. Похоже, это было единственное, что смогло его остановить.

Очнулась я уже вся изувеченная в больничной палате. Врачи диагностировали у меня несколько переломов. Я много месяцев восстанавливалась физически, но ещё дольше я лечилась от эмоциональных травм, которые засели глубоко внутри меня и кровоточили так, что порой казалось, я умру от душевной боли.

Никто, кроме моей семьи, не знал о случившемся. Но даже с ними я не говорила на эту тему, делая вид, что всё прошло и мне уже не больно. Я понимала, что ничья поддержка не поможет пережить этот ужас, и не хотела, чтобы меня жалели. В отличие от Авроры, с которой мы оказались в идентичных ситуациях, в моей жизни не было такого человека, как Симон, который смог бы вытянуть меня из ямы. Мне пришлось справляться самой в кабинете у психолога.

– Снова тот взгляд, – голос Артёма вырывает из этой трясины.

– Вспомнила нашу последнюю встречу, – отречённым голосом произношу я, смотря на шрам на предплечье, который он оставил в ту самую ночь.

Он тяжело вздыхает и, протянув руку, крепко сжимает мою ладонь. Не больно, скорее, так, будто хочет сказать этим жестом: «я хочу прожить эту боль вместо тебя». Как же наивно с моей стороны так высоко оценивать сострадание Артёма.

Я смотрю на этот жест с… обидой? Злостью? Не знаю. Я нуждалась в нём семь лет назад, когда тихо умирала, рыдая в подушку. Сейчас это вызывает во всём моём теле лишь чувство отторжения.

– Нет слов, чтобы оправдать то, что я сделал. Знай, это не прошло для меня бесследно. Перед глазами до сих пор та картина, как ты лежишь изувеченная без сознания и не шевелишься. Я помню, как мгновенно отрезвел и испытал леденящий ужас. Вспомнил, как однажды нашёл маму в таком же состоянии, пока отец отсыпался после очередного пьяного дебоша. Мне тогда врачи сообщили, что ещё бы пару часов, и её уже не смогли бы спасти.

Его мама – чудесная женщина с хрупким сердцем. Отец Артёма был жестоким мужчиной. Он избивал их постоянно. И когда его мама сбегала с сыном, он находил их и возвращал обратно. Когда Артёму было двенадцать, отец умер, и только после этого они с мамой выдохнули с облегчением. И все годы Артём заботился о маме и оберегал её. А потом стал копией своего отца…

– Мама после того, как узнала, что я натворил, открестилась от меня. И только когда я согласился на лечение и терапию, возобновила со мной общение.

Всё внутри скручивается от его слов. Я испытываю досаду. И скорбь. Как многих, оказывается, он похоронил в тот день…

– Боюсь представить, какую боль она испытала, когда поняла, кем ты стал.

Он безмолвно соглашается со мной и, опустив взгляд, поглаживает пальцем тыльную часть моей ладони. Только сейчас осознаю, что моя рука до сих пор ютится в его.

Хочу разорвать контакт, напомнить ему о границах, попрощаться и теперь уйти навсегда. Понимаю, что нет смысла продолжать нашу встречу. Она показала мне, где ещё не зажило и над чем необходимо работать, дала понять, что та ночь не прошла ни для кого бесследно. Больше в нашей встрече нет никакого смысла. Но мой взгляд цепляется за знакомую мужскую фигуру, появившуюся за спиной Артёма, и я застываю. Всё вокруг начинает вращаться, звуки приглушаются, а сердце грозится вырваться наружу.

Сначала мне кажется, что это просто плод моего воспалённого воображения, которое нуждается в тихой гавани. Но нет. Это Янис. Высокий, статный, одет полностью в коричневое, которое так идеально ему подходит, а на запястье золотые часы. Секс. Его глаза зафиксированы на нас с Артёмом, и он твёрдым, уверенным шагом направляется в нашу сторону.

Я встречаюсь с его острым взглядом и не нахожу в нём привычной страсти и восхищения. Вместо этого ощущаю напряжение и гнев, который он пытается скрыть под маской спокойствия.

В голове проносится