– Йоганн! – еще раз проорал уважаемый, видимо, Ульрих, вновь грохнув в щит, – Йоганн!

Откуда-то выкатили новые бочки, победитель, на брови которого уже красовалась зеленоватая нашлепка, обнялся с хохочущим побежденным.

– Дитрих тает слофо польше не лофить форон, – принялся объяснять вновь оказавшийся рядом Кнуд, – ты не пыл меня слушафшим, тумал сам и фыигрыфал, это есть хорошо…

– Я вообще не думал, – Стивен принял из рук недавнего соседа тяжелую кружку, – то есть думал, что ставлю на…

– Агмар-р-ен!

Череда гулких быстрых ударов и слившийся с ним рев были совсем другими, впору вскочить и схватиться за оружие. Хейл завертел головой, не зная, куда девать кружку, оказалось, никуда. Все оставались на своих местах, просто у костров появился высокий полковник… фок Варзов. Рядом с ним маячили уважаемый Ульрих и кто-то из штабных полковников.

– Воители Шпрехау, – видимо из-за спутника командир бергеров заговорил на талиг, – ваша доблесть замечена и будет вознаграждена. Все, что будет выпито и съедено в эту ночь, оплачено королем Талига. Я уже принял деньги, которые прислал командующий армией, но благодарность принимать вам всем.

Сейчас мы будем праздновать, а праздник мешает счету, поэтому наградные за бой я раздам завтра, а слава, которой вы себя покрыли, уже с вами и останется навсегда.

– Агмар-рен!

– Да, мы покрыли себя славой, но пришли мы, чтобы помочь нашим союзникам и друзьям, и останемся здесь, пока Талигу нужна наша мощь. Мы почитаем за честь и дальше идти за вождями, которые знают, как побеждать, и сами бьются в первых рядах…

– Фок Фарзоф и Ульрих хитрые есть, – одобрил чудовищным шепотом Кнуд, – он не назыфал имена, но мы знаем, кто пыл в пою, а кто сител на горках. Зейтшас мы путем много пить в тшесть Алфы и Сафиньяка, отшень много… Ты готофый телать это?

Стивен был готов и пить, особенно за рэя Алонсо, и идти, и драться, о чем и сказал, вот уверенности в том, расслышал ли это Кнуд, у капитана не было. Фок Варзов как раз закончил свою речь и бергерский лагерь заорал так, что все предыдущие крики показались шепотом.

3

Генерал Ожери многозначительно гулял возле палатки Алонсо и любовался звездами. Осенними, огромными, холодными – глянешь и замерзнешь на века вперед. При виде Алвы он оживился и залопотал о приятной неожиданности и нежелании спать.

– Да, – звездно-ледяным голосом отозвался Алва, – ночь дивная.

Ожери растаял во тьме. Молча. Он надел перевязь раньше, чем Алонсо с Арно – унарские плащи, и очень ее ценил, но все же меньше собственной шкуры. Стало тихо, то есть шумно, за возами вовсю продолжали праздновать. Маркиз Алвасете потер переносицу, собираясь с силами, и отдернул полог.

Другой бы еще надеялся если не на свою или лекарскую ошибку, то хоть на чудо, а он, вопреки своему вечному упрямству, сразу уверился в худшем. Что-то непоправимое должно было произойти, и оно произошло, когда в сердце вцепился холод, от которого победа стала бескрылой.

– Ну и что это было? – Арно если и дремал, то проснулся от первого шороха.

– Страдания и сомнения, – Алва со смешком махнул рукой. – Старик хотел видеть еще и тебя. Не уверен, что он тебе нужен.

– Не нужен… Чего он не спит?

– Мы не спим и он туда же, но с рапортом в Олларию тянуть и впрямь не приходится.

– Всю ночь сидеть собрался?

– Надо же что-то делать, пока тезка не объявится.

– Ты всегда не любил… спать, пока разъезды не вернутся…

– Угу. Если мешаю, можешь меня прогнать, буду творить у Манрика.

– Твори здесь… Я потом у тебя сдеру… Начал отцу писать, расхвастался, как все отлично придумал, а тут такое… Теперь уже и не я, и не отлично…

Открыть чернильницу просто, а ты попробуй, выдави из себя хоть какие-то слова, но придется. Все должно быть как обычно: одного слегка помяли, другой скрипит пером и злится… Добытое у Манрика кресло высокое; написанное с него, конечно, не прочитать, далековато, но вот то, что ты не пишешь, а малюешь кошек, разглядеть можно запросто. Значит, будешь писать. Рапорт. Его величеству. О том, что на брегах Каделы случилось нечто судьбоносное…

– Хончо… Не отвлекаю?

– Уже отвлек.

– Дени, мой адъютант, Манчу выкупить хочет… Парень славный, жаль, лошадей пока не чувствует… Но под мою ответственность.

– Ну, если под твою… Поспать не хочешь?

– Я тебе надоел?

– Лучше ты, чем рапорты эти…

– Сам виноват. Кракл такие рапорты… творил.

– Сам виноват, сам и напишу, благо из-за твоих фортелей даже выпить толком не с кем.

– У тебя тезка есть.

– С ним надоело, и вообще он в поиске.

– Тогда жди… Зато потом поводов будет… Я у тебя, между прочим, невесту увел.

– Которую?

– Вызвать тебя, что ли, когда плечо пройдет?

– Скажи лучше, от кого ты меня спас?

– От Раймонды… молодой баронессы Карлион.

– Жаль, я так надеялся на ее высочество!

– Нет, я тебя точно вызову…

– Да я-то не против, хотя вообще-то оскорбленная сторона я.

– А я вызову тебя за… пренебрежение! Ты в самом деле редкий дурак.

– Слушай, мне никакой Раймонды не сватали, только алатскую… как же их называют-то?

– Убедил, не стану я тебя вызывать. Спать охота…

– Ну, так спи.

– А ты пиши.

Сколько раз подряд можно написать слово «лошадь»? Старательно, как на уроке чистописания? «Лошадь. Лошадь. Лошадь…» Почему в голову пришло именно это слово? Потому что Колиньяр просит Манчу? Потому что Фульгат погиб прежде хозяина? Потому что сегодня гибли не только люди, но и кони, потому что кони – это дорога, и жизнь – это дорога, но что тогда смерть? Тупик? Обрыв? Открытые ворота, которые захлопнутся за спиной? Нет, не годится, ведь то, что можно миновать, не неизбежно. Неизбежны зима и ночь, но они приходят не навсегда, выходит, смерть – единственная неизбежность? Или просто ошибка?

Останься он утром на левом фланге, в ставку из них двоих наверняка бы рванул лучше знавший здешние дела Арно. Он бы сделал то же, что и ты, а ты – то же, что он. Не хуже, но и не лучше: выход из вырытой Краклом ямы, похоже, был единственным, но для этого требовалось двое, и они здесь оказались. Победить так или этак, но удалось бы, а вот разменялась бы жизнь Арно на твою? Или смерть тоже ушла бы на холм, а ты опять пробежал по лезвию, как у той же Бересклетки?

Теперь не узнать, как бы оно повернулось, догадайся ты задержаться. Теперь ты жив, Арно умирает, а кто убийца? Судьба? Вмешавшийся в ее игры подонок? Гайифский латник? Ты со своей вечной привычкой не оглядываться и не возвращаться?

– Алонсо! – Арно смотрел куда-то в стенку, где не было ничего, кроме бабочки, и улыбался. – Ну как ты только… догадался?!

– О чем? – торопливо хохотнул Алва. – Нет, сынок у