Шрифт:
Закладка:
– Подай перекись! – скомандовал «хирург». Женя опять отошёл. Боль пронзила всё моё существо, я опять закричала, следя глазами за отошедшим парнем – скорее бы он вернулся! А тот, как назло, всё возился. Наконец, подошёл, и положил тёплую руку на колено – боль прошла, будто её и не было… Врач ещё совершал какие-то процедуры, требовалось что-то ещё, но я боялась остаться без анестезии. Чтобы не рисковать, я крепко прижала руку Евгения сверху к своему колену, и зло сказала:
– Что вы всё куда-то бегаете? Стойте здесь!..
Немного погодя, операция завершилась победой. ПОБЕДОЙ ВРАЧА НАД БОЛЕЗНЬЮ, И ДУХА НАД ТЕЛОМ!
Я – мафия!
«Дурак не рассудит, а умный не осудит»
(русск. пог.)
Хорошо побывать в командировке в большом городе – в свободное время есть, куда пойти. В гостинице «Агидель» в Уфе для Люды места не нашлось, но администратор подсказала, где искать. Тогда, в девяностые годы, находчивые предприниматели в гостиницу превратили… речной теплоход. Люда на нём даже землячек из Петропавловска встретила – снабженцев с другого завода. Молодые девчонки отрывались на полную катушку: в их номере-каюте дым стоял коромыслом! Пригласили и Людмилу – был даже свободный кавалер из Прибалтики, латыш. Симпатичный! В пирушке она участвовать отказалась, но с латышом познакомилась. Он рассказал, что вчера здесь, по реке Белой – Агидель – возили на речном катере на прогулку саму Эдиту Пьеху, и они её видели!
После дороги и поиска гостиниц в городе Люда с ног валилась. Тем более, завтра предстояло с утра ехать на нефтеперегонный завод – надо было заставить выполнить договорные обязательства по отношению к её заводу. Зашла Людмила в свою каюту, закрылась, рухнула на кровать. Пароход тихо покачивался на речной волне, вокруг шла бурная жизнь, слышались громкая музыка и пьяные голоса. Но ничто не могло помешать ей после перенесённых мытарств заснуть, как мёртвой.
Зато пробуждение было ужасным: на ней бесновался молодой мужчина с длинными волосами. От него разило спиртным:
– Ноги раздвинь, сука, ноги!
– Кто вы такой, как сюда попали? – мужчина вцепился ладонью в лицо, закрывая рот. Она пыталась говорить, припугнуть, сама испуганная страшной ситуацией, пыталась сопротивляться. Тогда неизвестный мужчина схватил её за горло:
– Сейчас задушу, и пикнуть не успеешь! Я – Мафия!.. – в девяностые этот термин наводил жуткий страх, а пальцы на горле сжимались так, что вот уже и воздуха нет…
– Раздвинь ноги, падла!.. – шипел насильник. Не сомневаясь, что смерть её наступила, задыхающаяся Людмила, теряя сознание, выполнила приказ!..
Испарился кошмарный посетитель, как дух. Людмила даже не поняла – в иллюминатор или в дверь, они были открыты. Вся дрожа от ужаса пережитого, не сомневаясь, что смерть была рядом, Люда кое-как привела себя в порядок и выскочила в коридор. Безмятежная тишина и покой второй половины ночи поразили её. Тихо, вполголоса, переговаривались дежурная и матрос, драивший пол шваброй, мирно светила настольная лампа под абажуром.
– Как, как это могло произойти?! – Люда дрожала и плакала – Откуда у постороннего человека оказался ключ от моего номера? Чем вы здесь занимаетесь, если уголовники вламываются в номера ваших клиентов? Меня изнасиловали! – у неё стучали зубы, она заикалась и обвиняла присутствующих в сговоре с преступником! Её успокаивали и уверяли, что никого не было, и всё ей только приснилось, уговаривали вернуться в номер. Но она не верила никому, и до утра просидела около дежурной…
А утро наступило чудесное. Большой пароход по-прежнему покачивался на речной волне, вода блестела на солнце, а другие пароходы, проплывая мимо, долгими гудками приветствовали заякоренного брата и друг друга. Ночной кошмар уже не казался таким страшным, Люда даже сама начала думать – не приснилось ли ей всё? Вернулась в каюту. Когда в зеркале увидела на шее синие пятна – следы пальцев – поняла, что не приснилось.
В это время за бортом послышались страшные ругательства, проклятия, угрозы! Выглянула из иллюминатора. По сходням с корабля спускался на причал молодой мужчина, круглолицый, с длинными волосами, очень напоминающий ночного посетителя, с дорожной сумкой… Совсем уже расхрабрившаяся Людмила высунулась в окно и закричала:
– Ах ты, подлец! Это ты шлялся ночью по чужим номерам?..
– Ах ты, сука! Это ты у меня все деньги вытащила? Вот вернусь, и спалю тебя вместе с теплоходом! Я – Мафия!
Никакая ты не мафия, – подумала Люда, – перепившийся командированный.
Поделом тебе! Вернёшься восвояси, не выполнив задания – стружку-то с тебя снимут! Пожалеешь, что родился!
ШУБНЫЙ БИЗНЕС
«Дела на полтину, а магарычей на рубль»
(русск. пог.)
В Советское время в Узбекистане работала большая промышленность – заводы, фабрики, на полях выращивали длинноволокнистый хлопок, а главная отрасль животноводства – разведение овец. Тогда ведь учёные думали – КАК все производства сделать безотходными. Ну, самих их, овец, баранов, понятно куда – на шашлыки, на всех базарах они и дымились. А шкуры? Куда такую массу шкур девать? Что-то перерабатывали на фабриках, что-то выделывали вручную, и шили, шили, шили цигейковые шубы! А нам всё было мало – страна огромная, холодная, спрос никак не могли удовлетворить! Мы не капризничали – для нас шили тяжёлые шубы, которые даже самую изящную женщину превращали в неповоротливое бесполое существо, а любого хрупкого мужчину – в медведя!
А чтобы шуба была модной, про это и слыхом не слыхивали: шуба она и есть шуба… Любая хороша! Лучших мы не видели, нам и таких было не достать, а достал – твоё счастье. Десятилетиями носили, с плеч на плечи передавали, расставляли и удлиняли. Можно было всю жизнь проходить в одной такой шубе, и считаться при этом респектабельным человеком!
Узбеки, которые жили этим промыслом, радовались: их продукция всегда востребована, и наращивали производство, их шубы нужны были только на севере – в Советском Союзе. Но когда его не стало, появились границы, а с ними – таможенники. А это такие существа… В стране, где всякого рода взятки всегда процветали, служащие таможни сразу стали с выезжающих за пределы Узбекистана драть три шкуры! Да не так, чтобы взяли часть будущей прибыли, и выпустили. Нет! Иду, например, по подземному переходу к своему поезду, несу всего две мужских шубы, да не цельных – из кусочков, других не
