— Что последнее помнишь?

— Демиру, — радостно заулыбался Митя.

Вель наклонился к моему уху и шепнул:

— Ты точно с него приворот сняла?

— Точно. Видимо, она и без приворота ему в душу запала.

— Беда… Как сказать-то ему теперь?

— Что сказать? — бугровщик завертел головой, переводя взгляд с меня на Веля и обратно.

— Так Демира твоя — ведьма, да к тому же еще и порядочная сволочь. Приворот навела на тебя, а потом и на меня, — пустился в объяснения наемник. — Селена нас с тобой спасла, а ведьму… изгнала из города.

— Как это, изгнала? — обмер Дмитрий. — Я ее что, больше никогда не увижу?!

— Понимаешь, — Вель закусил губу, подбирая слова, чтобы чувства бугровщика еще больше не ранить, но как всегда не преуспел. — Селена с ней сделала кое-что… Встреч у вас больше не будет, но это скорее благая весть.

— Ой, дурак, — прошептала я, пряча лицо в ладонях.

Наемник к своей чести смутился и заткнулся тут же, но было поздно.

— Ты что с Демирой сотворила? — трагическим шепотом спросил у меня бугровщик, пронзая взглядом и тряся нижней губой. — Как у тебя на нее рука поднялась только! Ты… ты… чудовище! — он вскочил с лавки и кинулся было вон из комнаты, но был пойман Велем и водружен на прежнее место.

— Полегче, — наемник пригвоздил его жестким взглядом и для убедительности сжал кулаки до хруста. — Селена тебе жизнь спасла, благодарен будь. А Демира твоя, чтоб ты знал, весь город кошмарила и…

— Не надо, — сквозь зубы процедила я, перебивая Веля.

— Нет уж, — Дмитрий отчаянно завертел головой. — Я хочу знать, что ты с ней сделала!

— Облик ей истинный вернула, да и все. Стара Демира, твоей матушке в матушки годится.

— Врешь… — начал было бугровщик, но замолчал тут же, отрешенно в стену уставился.

Несколько секунд прошли в полной тишине, даже Вель ее не нарушал, стоял смирно, но напряженно, будто в любой момент ждал от Дмитрия подвоха. А бугровщик сидел, сверлил взглядом стену, и судя по выражению лица, старательно вспоминал…

— Твою ж… — вспомнил. Зрачки его в ужасе расширились, а нижняя челюсть отвисла почти до груди.

— Дошло, наконец? — почти ласково поинтересовалась я.

— Господи, — выдохнул бугровщик, снова рванулся с лавки, падая на колени и ухватывая меня за подол. — Спасибо тебе, милая, добрая Селена!

— Эк его раскачивает, — прошипел наемник, снова Митю от меня оттаскивая, хотя тот упорно цеплялся за мое платье. — То убить готов, то расцеловать…

— Век благодарить буду! — не унимался гробовщик. — Молиться за тебя стану!

— Это лишнее, — я осторожно перехватила его руки за запястья, отвела в стороны, высвобождаясь. — Встань, Митя, не надо. Ты слаб еще. Тебя накормить сперва надо, раны обработать, отмыть…

— Допросить, — услужливо подсказал Вель, за что получил от меня очередной тычок в ребра.

— Накормить? — тут же приободрился Дмитрий. — Это я всегда «за»! Погодите-ка… а что за допросы?

— Потом, милый, все потом, — вздохнула я и пошла прочь из комнаты хозяину двора распоряжения отдать да заплатить заодно, а то сколько наглеть-то можно.

Спустя примерно час мы с Велем сидели в главном зале и дружно наблюдали за бугровщиком, который уплетал постные щи за обе щеки, весьма ловко удерживая ложку перевязанной рукой, и одновременно умудрялся нам о своих приключениях рассказывать.

Хозяин трактира уже распорядился баню затопить и остался весьма доволен щедрой оплатой. Осталось с Дмитрием разобраться, вымыться да отдохнуть перед дальней дорогой, ибо выезжать мы собрались рано утром, на самом рассвете. Итак много времени здесь потеряли.

— … и вот приехал я в город да стал местных расспрашивать. Представился, само собой, землепроходцем. Недолюбливают людей моего ремесла, ох недолюбливают… А зря! — рассказывал Дмитрий.

— А как ты вперед нас-то успел здесь очутиться? — подозрительно прищурился наемник.

— Не знаю, — искренне ответил Митя. — Я все с торговцем одним добирался, он как раз сюда за ради праздника ехал. Человек добрый, подвез меня, а я ему истории занятные рассказывал.

Я не стала указывать наемнику на глупость его вопроса. Мы ведь из-за духа много времени в пути потеряли: сворачивали с дороги загодя, чтоб на ночлег устроиться, делали крюки, заезжая в села и деревни в поисках крыши над головой… Потому бугровщик нас и обогнал. Интересно другое…

— Ты просто так по землям этим шатаешься? — спросила я. — Или в определенное место путь держишь?

— Разведку провожу, — доложил Дмитрий. — Составляю карту местности, все подробности у людей выспрашиваю при любом удобном случае. Про захоронения ведь напрямую не спросишь… А вам зачем это знать-то? — хитро прищурился он. — Вы, насколько я помню, батюшку вашего проведать ехали.

— Моего батюшку, — поправил Вель. — Только он в соседних землях живет. А мы там сроду не бывали. Проводник нам нужен.

— Подожди, Вель, — я накрыла его руку, лежащую на столе, своей ладонью. — Если мы его с собой позвать хотим, придется ему правду рассказать.

— Ну, вот ты и расскажи, — он вытащил свою руку из-под моей, подпер подбородок и с любопытством на меня уставился. — А я посижу, тоже послушаю.

— Не здесь же, — я украдкой бросила взгляд на хозяина трактира, который уже минут десять один стол натирал, при этом делая вид, что нас даже не замечает. — Пусть человек поест нормально, потом в баню сходите… А там и поговорим.

— А куда вы меня позвать-то хотите? — заинтересовался бугровщик, шкрябая ложкой по миске, доедая остатки щей. — Мне по гостям недосуг шляться.

— Я думаю, в такие «гости» ты сходить не откажешься, — уверила я его.

Дмитрий с любопытством на меня воззрился, открыл рот, чтобы спросить что-то, но в этот момент в зал прошмыгнула девушка, подошла к хозяину постоялого двора, шепнула ему что-то на ухо.

— Банька готова, сударыня-ведьма, — доложил мне трактирщик.

— Вот и славно, — я встала из-за стола, потянулась сладко. — Позже поговорим, — и ушла, оставив их обоих слегка озадаченными.

* * *

Вечерело, и душный воздух остывал постепенно, готовясь свернуться туманом в оврагах и низинах. Солнце пламенело у горизонта, ласково грея висок, а над головой простиралась огромная туча, подсвеченная закатом до черноты. Ворчала, нависала мрачно, грозясь разродиться долгожданным дождем.

Я сидела на невысокой крыше житницы, привалившись спиной к скату, остывая после бани. Захотелось побыть одной, и я детство вспомнила, забралась сюда точно так же, как на крышу собственного хлева забиралась, прячась от матери, которая все заставляла заговоры разные разучивать. Помню, как пальцы ныли тогда, их ведь крестом держать надо, когда слова произносишь, а колдовать не хочешь.

На далеком горизонте между темными клубами туч и верхушками леса вырастали огненные