отгонял собак. Теперь он был здесь, чтобы отомстить за него. Времени, чтобы достать копье, которое было воткнуто на два фута в грудь первого животного, не было. Валерий перекатился вправо, поместив массу мертвой свиньи между собой и направлением атаки. Он сделал это как раз вовремя. Когда он съежился с подветренной стороны от кабана, пытаясь стать частью земли, над боком животного появилась гигантская голова: свирепое видение с зияющим розовым ртом, щелкающими челюстями-ловушками и острыми пожелтевшими клыками, которые были на волосок от того, чтобы выпотрошить его. Он потянулся за своим ножом, зная, что тот едва поцарапает толстую шкуру вепря, но он был зажат под его телом. Сколько времени потребуется зверю, чтобы понять, что ему легче добраться до него сбоку? Мог ли он бежать? Нет. Он видел, с какой скоростью вепрь пересек поляну. Он лихорадочно искал вокруг себя какое-нибудь оружие, но его не было. Он изогнул руку, чтобы дотянуться до пояса, но движение привлекло кабана, и теперь клыки замахнулись на его лицо, огромная пасть, из которой исходило зловонное дыхание, открылась перед его глазами, а зубы резали и скрежетали. Еще дюйм, и он был бы мертв. Он проигнорировал укол боли в плече и сосредоточился на ремне. Наконец его цепкие пальцы нашли застежку, и постепенно он смог обернуть ее вокруг своего тела, пока рукоять ножа не оказалась у него на ладони. Один шанс и только один. Он лежал левым боком под еще теплым брюхом мертвого кабана, прижавшись головой к жестким волоскам его ребер. Его правая рука была вывернута за спину, но, по крайней мере, у него был нож. Он выкрикнул бессмысленный боевой клич и со всей силой, на которую был способен, ударил ножом по сверкающему глазу зверя, моля любого бога, который будет слушать, чтобы его удар был удачным. Кабан взвизгнул от боли и ярости, но он знал, что потерпел неудачу. Острие не попало в цель на целый дюйм, оставив красную борозду на широком лбу свиньи. Удары над ним приобрели еще более дикий, бессмысленный характер, и он знал, что выхода нет. Не будет славного конца на поле битвы для Гая Валерия Верренса, потомка племени, корни которого уходят в самое основание Рима. Он умрет незамеченным в этом сыром лесу, и его ноздри будут наполнены мускусной вонью кабана. Он подумал о золотом амулете в своем мешочке, и это, в свою очередь, заставило его подумать о Мейв. Ее лицо заполнило его разум, и он услышал звук знакомого голоса.

— Значит, тебе одного кабана было мало?

Он поднял ошеломленный взгляд и увидел, что Киран смотрит на него поверх плеча второго вепря, из которого теперь выросло древко метательного копья. Огромное тело судорожно сотрясалось, и щупальца темной крови стекали из открытой пасти зверя на бок его брата.

— Пожалуйста. — Британец протянул руку. Валерий позволил Кирану помочь ему неуверенно подняться на ноги.

— Я благодарю тебя. Ты спас мою жизнь. — Его голос звучал хрипло в его собственных ушах, когда он смотрел на двух кабанов. Вдвоем они будут весить столько же, сколько полностью нагруженная телега для волов. Если бы второму не мешало тело его брата, оно наверняка разорвало бы его на куски. Он повернулся к Кирану. — Если когда-нибудь…

Ицен пренебрежительно махнули рукой. — Мы друзья. Ты бы сделал для меня то же самое. В любом случае, это по моему предложению Лукулл пригласил тебя на охоту с ним. Он потерял ориентацию в лесу после того, как спустили собак, поэтому ты был под моей ответственностью. Было бы невежливо, если не сказать неудобно, если бы ты умер. — Валерий уловил слово «неудобно», когда Киран наклонился над первым вепрем, изучая место, где лезвие копья вонзилось ему в грудь. — Прекрасный удар, меткий. Он у тебя первый?

Валерий кивнул.

Бритт улыбнулся и, встав, протянул пальцы, красные от кабаньей крови, и быстрыми, отработанными движениями размазал ее по лбу и щекам римлянина. — Это наш обычай, — объяснил он. — Это говорит о том, что мужчина, и только мужчина смог посмотреть в лицо такому гиганту, не дрогнув.

Шум позади них возвестил о прибытии остальной части охотничьего отряда во главе с Лукуллом и Лунарисом, которые остановились как вкопанные, увидев размер добычи.

— Клянусь могучей задницей Марса, я никогда не видел ничего подобного. Только один из них будет кормить когорту ветчиной на завтрак каждый день в течение месяца. Их можно было запрячь в колесницу, и они довезли бы тебя до самого Рима. Ты…

— Может поможешь нам их разделать? — предложил Киран.

— Ты, конечно, не стал бы заставлять его работать, пока у него не будет возможности превзойти своего офицера? — Лукулл предостерег своего двоюродного брата. — Ходят слухи о еще одном следе в роще на севере. — Он предложил продолжить охоту, пока Валерий отдыхает, а рабы разделывают двух кабанов. — Ты поразвлекся, кузен. Я оставлю тебя позаботиться о нашем госте.

Лунарис выглядел подозрительным, но Валерий кивнул ему, и рослый легионер позволил Лукуллу увести себя вместе с остальными. Пока рабы разделывали две туши ножами и топорами для потрошения, Киран полез в брошенный им рюкзак и достал набухший козий бурдюк. — Вот, — предложил он. — Ты, должно быть, хочешь пить.

Валерий поднес бурдюк к губам, ожидая, что это будет вода, но прохладная жидкость была чем-то вроде сладкого фруктового пива, которое ударило ему в голову, мгновенно оживив его. Он сделал еще один глоток.

Киран рассмеялся. — Не слишком прикладывайся, иначе рабам придется нести тебя домой вместе с вепрем. Это медовый эль, но с добавлением трав, характерных для моего племени.

Эффект был поразительным. — Должно быть, это то, что пьют ваши воины перед боем.

— Возможно, катувеллауны, — серьезно сказал Киран, — или племена с запада, но иценам не нужен эль или мед, чтобы придать им храбрости. Он подошел к краю поляны, вне пределов слышимости слуг, и Валерий инстинктивно понял, что должен следовать за ним. — Когда я сражался с римлянами рядом с Каратаком на Тамезис, я осознал истину, которой не смог осознать он; а может быть, я поступил с ним несправедливо, и он это понял, но не принял. Это делает его более храбрым человеком, чем я, но, думаю, не более мудрым.

Валерий уставился на него. К чему это вело?

Киран продолжал задумчиво. — Каратак заставил бы нас сражаться, до тех пор, пока