Шрифт:
Закладка:
— Ещё бы.
— Когда баронесса Рэйчел не обслуживает своих бедствующих олигархов, она заседает в подкомитетах Казначейства как кооптированный член палаты лордов. Она присутствовала при обсуждении операции «Розовый бутон». Протокол совещания не сохранился. Пришёл мой черёд сделать большой глоток вина.
— Я правильно понимаю, что вы не один день отслеживали предположительные стыковки? — спрашиваю я.
— Возможно.
— Давайте пока отставим в сторону вопрос, откуда вам всё это известно и насколько соответствует действительности. Какую часть данной информации вы донесли до сведения Дома во время вашей очной встречи?
— Значительную.
— А если точнее?
— Например, что его прекрасная леди управляет компаниями Орсона, хотя в этом не признается.
— Если это так.
— Мои друзья знают ситуацию изнутри.
— Вот, значит, как. И давно вы с ними знакомы?
— Какая, на хрен, разница?
— А участие Рэйчел в подкомитетах Казначейства. Об этом вы тоже узнали от своих друзей?
— Возможно.
— И об этом вы тоже сказали Дому?
— Зачем? Он и без меня знает.
— Почему вы так уверены?
— Они муж и жена, вы чего!
Выпад в мой адрес? Не исключено, если допустить, что наш с ней несостоявшийся роман отложился в её воображении сильнее, чем в моём.
— Рэйчел прекрасная дама, — продолжает она с сарказмом. — Женские глянцевые журналы от неё в восторге. Вся грудь в медалях за отличную работу. Фандрайзинговые ужины в «Савое». Благотворительные вечера в отеле «Кларидж». Весь набор.
— Надо думать, глянцевые журналы не сообщают о том, что она присутствует на сверхсекретных заседаниях подкомитета Казначейства. Или это делает даркнет?
— Почём я знаю? — негодует она.
— Вот и я о том же. Откуда вы знаете?
— Прекратите допрос, Нат. Я больше не являюсь вашей собственностью!
— Странно, если раньше вам казалось, что являетесь.
Наша первая любовная размолвка, хотя мы ни разу не занимались любовью.
— И как Дом отреагировал на ваши заявления о его жене? — спрашиваю я, дав разгоревшимся страстям немного остыть — её разгоревшимся страстям. Впервые вижу, как она колеблется в своей решимости видеть во мне врага. Подалась ко мне через стол и заговорила уже спокойнее:
— Первое. В высших кругах осведомлены о её связях. Они всё проверили и одобрили.
— Он не уточнил, о каких высших кругах идёт речь?
— Второе. Здесь нет конфликта интересов. Все стороны готовы к открытому диалогу. Третье. Решение приостановить операцию «Розовый бутон» было принято с учётом национальных интересов после тщательного рассмотрения всех аспектов. И четвёртое. Похоже, я получаю засекреченную информацию, к которой у меня нет допуска, а посему держи свой поганый рот на замке. И вы сейчас мне скажете то же самое.
Она права, хотя мотивы у меня другие.
— И кому ещё вы всё это рассказали? Кроме меня и Дома? — спрашиваю я.
— Никому. С какой стати? — В её голосе появилась прежняя враждебность.
— Вот и не надо. Чтобы мне потом не пришлось давать вам положительную характеристику в Олд-Бейли.[9] Повторю свой вопрос: как давно вы общаетесь с вашими друзьями?
Молчит.
— Ещё до вашего прихода в Контору?
— Возможно.
— Кто живёт в Хемпстеде?
— Так. Пирог ни с чем.
— А точнее?
— Сорокалетний бывший менеджер хедж-фонда.
— Женатый, надо полагать.
— Как и вы.
— Это он вам сказал, что баронесса приглядывает за офшорными счетами Орсона?
— Он сказал, что она в Сити инвестор номер один для богатеньких украинцев. Что все финансовые начальники её марионетки. Что он пару раз лично её использовал и она не подвела.
— Использовал с какой целью?
— Кое-что провернуть. Обойти регуляторов, которые ничего не регулируют. Что тут непонятного?
— Вы передавали эти слухи и толки своим друзьям, а они начали копать. Я вас правильно понимаю?
— Возможно.
— И что, по-вашему, я должен делать с этой информацией? Если предположить, что она верна?
— Насрать на неё. Всё же так делают, нет?
Она встаёт. Я тоже. Официант приносит огроменный счёт. Все смотрят, как я отсчитываю на тарелку двадцатифунтовые купюры. Флоренс выходит за мной на улицу и бросается мне на шею. Мы обнимаемся, как никогда прежде, но без поцелуев.
— Не забывайте про драконовские документы, которые отдел кадров заставил вас подписать при расставании, — напоминаю ей напоследок. — Мне жаль, что всё так плохо кончилось.
— Может, и не кончилось, — говорит она и тут же поправляется, словно поймав себя на оговорке: — Я хотела сказать, что никогда не забуду. Ваших супергероев. Гавань. Вы все классные, — заканчивает она на весёлой ноте.
Выйдя на проезжую часть, она останавливает такси, и дверца за ней захлопывается раньше, чем я успеваю расслышать пункт назначения.
* * *
Я стою один на раскалённой мостовой. Хотя уже десять вечера, тёплая волна ударяет мне в лицо. Наше свидание так внезапно оборвалось, плюс эта жара и выпитое вино, что я спрашиваю себя: а было ли оно на самом деле? И каковы мои дальнейшие действия? Переговорить с Домом? Она уже это сделала. Вызвать конторских преторианцев и обрушить гнев Господень на её друзей, которые мне видятся кучкой рассерженных подростков-идеалистов вроде Стеф, думающих только о том, как расшатать систему? Или не торопить события, спокойно прийти домой, выспаться и утром всё обдумать? Я уже готов реализовать последний сценарий, когда раздаётся рингтон служебного телефона, извещающий меня о срочной эсэмэске. Отойдя подальше от уличного фонаря, я набираю кодовые цифры.
Источник КАМЕРТОН получил важные указания. Всем участникам «Звёздной пыли» собраться в моём офисе завтра в 7.00.
И вместо подписи — символ, за которым скрывается Гай Браммел, временный глава Русского отдела.
Все мои попытки выстроить правильную цепочку оперативных, семейных и исторических событий последующих одиннадцати дней обречены на провал. Мелкие эпизоды перемежаются со значительными. Истомлённые зноем лондонские улицы запружены разгневанными демонстрантами с флагами, в рядах которых и моя Прю вместе со своими друзьями-законниками левых взглядов. В воздухе гремят лозунги протеста. Надутые фигуры раскачиваются над толпой. Завывают сирены полиции и «скорой помощи». К району Вестминстера не подступиться. Трафальгарскую площадь не перейти. И какова же причина этого столпотворения? Британия постелила красную ковровую дорожку для американского президента, который приехал поиздеваться над нашими с таким трудом налаженными связями с Европой и унизить премьер-министра, которая его пригласила.