Подумав, он отбросил эту мысль, посчитав ее смехотворной. Никуда бы она не делась без денег, документов и телефона, не взяв с собой ключей, косметики и даже запасных трусов. Его аморфная тепличная супруга была неспособна на какие-то реальные действия, и если бы она попыталась сбежать, то дня через два максимум уже приползла бы зареванная, с мотком кровавых соплей вокруг красивой башки. Нет, в этом не было никакого смысла. Но…

Но.

Олег посмотрел на телефон с отвращением, как на гадюку. Может, стоило позвонить ее родителям и осторожно разузнать, не связывалась ли она в последнее время с ними, не просила ли денег, не жаловалась ли на жизнь. С другой стороны, они, озабоченные своим безденежьем, наверняка бы ему уже донесли. Нет, родители Маши ничего не знали, а звонили зятю только в исключительных случаях, как правило, когда надо было выпросить денег.

Звонили ли они Маше? Если нет, значит, они в курсе. Олег вспомнил, что телефон жены не издал ни звука, а потом спохватился, что забыл его зарядить, а тот, естественно, сдох. Воткнув телефон в зарядное устройство, Олег выждал минуту, а потом без труда просмотрел список звонков и сообщений. В свое время он настоял, чтобы жена сообщила ему пароль, и иногда он демонстративно рылся в ее телефоне, с удовольствием отмечая, как Маша впадает в уныние. Едва айфон включился, как на Олега посыпался град сообщений в различные мессенджеры, преимущественно от родителей и нескольких дозволенных подруг. В списке звонков последний был в службу такси после того вечера в ресторане, числились там звонки на телефон Олега и покойной Маргариты. Увидев последний номер, Олег раздраженно пролистал список вызовов дальше, но не нашел там ничего интересного. Жена действительно словно пребывала в монастыре: никому не звонила, не писала, не вела социальных сетей, и только в ее «Инстаграме» было несколько крымских фото: цветы, виды и море. Ни одного фото самой Маши. Ни одного фото Олега. Повинуясь инстинкту, он проверил список покупок по ее карте. Последний раз Маша рассчиталась за ужин в кафе еще до кончины Павла и Маргариты. С того момента она не потратила ничего. Олег отложил телефон, давая ему возможность зарядиться. Неприятный холод вновь начал распространяться в его желудке, поднимаясь выше, к горлу. Ежемесячные расходы их семьи в среднем колебались от восьмисот тысяч до миллиона, и, если Маша за все время не потратила ни копейки, можно распрощаться с надеждой о ее добром здравии.

Олег позвонил Николаю и велел забронировать билеты на ближайший рейс. Тот перезвонил через четверть часа и сообщил, что улететь можно уже ночью.

– От Марии Петровны… ничего не слышно? – тактично спросил он.

– Ничего, – буркнул Олег. – Ночью только вылет? Раньше нет?

– Есть, но нет бизнес-класса. Вы ведь не полетите в экономе.

– Дурак, что ли? Конечно, не полечу. Ладно, бронируй на ночь. И заезжай пораньше.

– Мне лететь с вами? Возможно, наши дела не так плохи и вопрос со строительством будет решен…

– Коля, ты точно долбоящер! – рассвирепел Олег. – Ничего уже не будет решено. Бери билет и лети со мной. Надо забыть Крым как страшный сон. Заезжай за мной часов в девять вечера.

Отшвырнув телефон, Олег вытащил из шкафа чемодан и начал трамбовать в него вещи, швыряя их как попало, нисколько не заботясь, что они помнутся, и потом их придется тщательно отглаживать. Пусть, в Москве есть кому заняться его гардеробом. Нерасторопность Николая и его глупые надежды выводили Олега из себя. Пусть помощник и не знал о смерти Доронина, но надо же иногда голову включать…

Чемодан никак не хотел закрываться. Олег пыхтел, а потом уселся сверху, заставив неподатливую крышку сдаться. Утерев пот со лба, он натолкнулся взглядом на аккуратно составленные, готовые к транспортировке чемоданы жены и на миг задумался, что же с ними делать? Забрать с собой? Оставить тут? Выбросить? От созерцания багажа его отвлекла назойливая трель телефона. Уверенный, что это идиот-помощник, Олег зло гаркнул в трубку:

– Что еще?

– Господин Куприянов? Добрый день. Это следователь Попов.

– Да, – откашлялся Олег. – Здрасте. То есть… У вас есть новости?

– Боюсь, что новости печальные, – замогильным тоном ответил Попов. Олег почувствовал, как засосало у него под ложечкой. Он живо представил, что следак-замухрышка стоит над трупом Павла, который после смерти умудрился подкинуть экспертам какой-то живой след, вроде оторванной от пиджака убийцы пуговицы. Оставалось только подумать: успеет ли он уехать?

– Говорите же, – нетерпеливо воскликнул Олег.

– Сегодня утром в заливе было обнаружено тело молодой женщины. Предположительно она утонула, но пока рано судить. Тело очень сильно пострадало, так что теперь за экспертами слово.

– В каком смысле – пострадало? – не понял Олег.

– Скалы, Олег Александрович. Труп било о скалы, плюс рыбы, крабы, чайки… Ваша жена – блондинка? Не перекрасилась с момента нашей последней встречи?

– Блондинка… Погодите, вы ведь не ведете дело о пропаже моей жены, верно?

– Не вел, но… меня попросили подключиться. Олег Александрович, вы можете подъехать в морг на опознание?

Олег булькнул горлом, просипел что-то нечленораздельное, побагровел, а потом, жадно отхлебнув воды из бутылки, прохрипел:

– Когда?

– Вам удобно прямо сейчас? Мы можем прислать за вами машину.

– Не надо машины. Я сам доеду, – просипел Олег. – Говорите адрес.

Он записал адрес трясущейся рукой. Почему-то в этот момент в его голове мелькнуло давнее воспоминание: старенький парализованный лабрадор, любимец семьи. Родители все никак не могли заставить себя усыпить мучающуюся псину, плакали и гладили собаку по белой шерсти, а пес скулил, то ли умоляя о прощении за то, что доставляет им столько хлопот, то ли мучаясь от боли. И однажды ночью Олег, которому на тот момент едва исполнилось пятнадцать, вышел на кухню, где лежала собака. Пес проснулся и несколько раз пошевелил хвостом – все, на что был способен. Несколько минут Олег смотрел на собаку, а потом накинул ей на шею крепкий поводок и затянул. Животное задергалось в конвульсиях и обмочилось, пытаясь вырваться и слабо дергая непослушными конечностями. Олег тянул поводок все сильнее, пока лабрадор не дернулся в последний раз и не затих, вывалив из пасти розовый язык. Поцеловав мертвую собаку в лоб, Олег направился в ванную, долго тер ладони, пахнущие собачьей шерстью и смертью, и все никак не мог отмыть их от этой тошнотворной вони, а потом вернулся в спальню, где пролежал до самого утра, выслушал плач матери и всхлипывания отца и принял их сочувствие. Тогда, почти двадцать лет назад,