Шрифт:
Закладка:
Прямо все свихнулись с этими переименованиями. Уже не знаешь, что как называть. Мальчика в школе спрашивают:
— Кто написал “Песню о Соколе”?
А он отвечает:
— Алексей Максимович Нижний Новгород.
Но мы же такие: если кампания началась — остановиться не можем.
Главное, все это в нашей истории уже было. И не один раз. После революции отменяли все, что с монархией связано. Давай, Гаврила, не стесняйся! Меняй названия, круши дворцы, взрывай памятники! Вроде, до нас ничего не было. Жизнь по новой началась. Это у других народов летоисчисление от рождества Христова. А у нас наоборот: как “Аврора” из всех стволов шарахнула, так с Христом и покончили.
И пошли всем городам имена новых вождей давать: Сталинабад, Днепродзержинск, Молотов, Ворошиловград. Я вот иногда думаю: а в честь какого вождя назван город Херсон?.. Может, Хрущева? И вот еще любопытно: почему мы своего руководителя называем вождь? Что это за вождь? Мы что, все краснокожие? Индейцы? Почему у нас обязательно должен быть вождь? Давайте тогда и называть их, как индейских вождей: Владимир-Соколиный Глаз! Иосиф-Железная Рука! Никита-Кукурузный Початок! Леня-Мохнатая Бровь! И так далее…
Но, правда, новые названия у нас тоже недолго продержались. Как скончался товарищ Сталин, начали его отовсюду убирать. Давай, Гаврила, круши! Вроде, этого вождя в нашей истории не было. Усы были, трубка была, а его самого не было. Чтоб следы замести, даже на могиле предлагали такую табличку установить: “Иосиф Джугашвили — участник первой бакинской демонстрации”
Потом антипартийную группу разоблачали, помните? Маленков, Молотов, Каганович — их имена тоже анулировали. Мети их, Гаврила, поганой метлой из нашей истории! В те годы даже такой случай рассказывали: в Одессе от причала отходит пароход “Леонид Собинов”. А на причале пенсионер стоит и мамаша с ребенком. Мальчик спрашивает:
— Мама, а кто такой Собинов?
А пенсионер:
— “Собинов”?.. Это же бывший “Каганович”.
Теперь вот дожили: снова все переименовываем. Вообще-то хорошо, что мы своим городам и улицам исконные названия возвращаем. Только мы и здесь удержу не знаем. Опять отменяем историю, зачеркиваем все, что было. Живет в нас Гаврила со своей метлой.
Конечно, вы можете сказать:
— А мы здесь при чем? Мы — люди маленькие. Не мы городам названия даем.
Верно! Городам — не мы. Ну а детям своим, родным детушкам, кто имена давал? Партия и правительство? Третий интернационал?.. Нет, мы! Мы их называли в честь наших вождей: Марксен — Маркс-Энгельс значит, Вилен — Владимир Ильич Ленин, Ким — Коммунистический интернационал молодежи, Сталина — в честь друга всех детей.
Хорошо хоть сегодня именами нынешних руководителей детей не называем: Рафик или Лукьян, или в честь нашего президента — Михсер.
Слава богу, у нас сейчас руководители скромные. Ничего своими именами не называют. Говорят, по просьбе Михал Сергеевича даже конфеты из продажи изъяли “Мишка косолапый” и “Мишка на Севере”.
А раньше-то чем мы только своих детей не называли. Я иногда думаю: как же надо было не любить своего ребенка, чтобы давать такие жуткие имена: Индустрик, Агитация, Рабкрин… Пусть дети всю жизнь мучаются, зато мы свой энтузиазм покажем, верноподданность свою.
Представляю, как эти дети между собой общались:
— Индустриализация Сергеевна, передайте, пожалуйста, приказ Пятилетке Федотовне.
— А приказ уже завизирован?
— Да-да Колхоз Развалыч уже все подписал.
Смешно?.. Славу богу, хоть смешно наконец. А откуда все это идет? От нашего чинопочитания. Мы ведь своих руководителей уважаем не за то, что они хорошо дело делают, а за то, что они высокий пост занимают. У нас прямо в душе что-то обрывается, когда мы большого начальника видим:
— Гляди-гляди, председатель палаты национальностей сидит.
— Смотри-смотри, первый зам. генерального идет!
Ну, идет! Чего мы так радуемся? Что он пешком идет, а не едет в бронированной “Чайке” в сопровождении охраны?
Вы зайдите в любое учреждение, в любую контору — там на стене обязательно чей-нибудь портрет висит или, в крайнем случае, скульптура в коридоре Бюст. С ногами.
Да что портрет! Я вот недавно французские деньги видел. Там на каждой купюре писатель изображен, философ или, ученый. А у нас на всех деньгах только Владимир Ильич. Вилен! Интересно, по какой причине?.. Что он, так деньги любил? Или наоборот: гениально предвидел, что на эти деньги ничего не купишь?
Правда, надо сказать, что у нас в России всегда на деньгах царей изображали. На золотом рубле — Николай. Так и называли — Николашка. На сто рублевке — Екатерина Первая. Катенька, катериночка. Мы почему-то деньги всегда ласково называем. И теперь тоже: сто рублей — Володенька, пятьдесят — пол-Володеньки. А металлический рубль совсем ласково — картавенький.
Но это так, лирическое отступление. Я о другом хочу сказать: до чего же мы любим дружно исполнять команды. То — ломай церкви, гони попов! Ура-a! Теперь — строй церкви, зови попов! И зовем. Слава богу, зовем наконец. Причем не только в церковь, а прямо в Верховный Совет. А знаете для чего священники в Верховном Совете сидят? Чтобы отпускать грехи нашему правительству.
Вообще-то у нас правительство хоть и грешит, но любит исправлять свои ошибки. Вон Владимира Высоцкого при жизни и травили, и не печатали, и петь не давали. Зато когда умер, ровно через восемь лет вручили ему Государственную премию СССР. Гуманный акт, сердечный поступок нашего доброго правительства. У нас всегда любят делать добро. Покойным. Так иной раз и представляю себе, как ходят государственные чиновники по кладбищу и радостно сообщают лежащим:
— Товарищ Иванов, вам прибавили пенсию.
— Товарищ Сидоров, вы реабилитированы.
— Товарищ Кузькина, поздравляем! Ваша облигация выиграла.
Скажете, фантастика? Так не бывает?.. У нас все бывает! Каких только приказов мы за свою жизнь не наслушались:
— Нельзя менять большую площадь на меньшую без разрешения исполкома!
— Не уплатившим квартплаты ЖЭК справок не выдает!
— Позволяется иметь на дачном участке пять яблоневых деревьев!
Почему — пять? Почему не три или не восемь? И вообще, почему какой-то дуб должен решать, сколько нам иметь яблонь? Откуда они вообще берутся на нашу голову? Ни ума, ни образования — одна страсть к руководству. Да они за свою жизнь всего две книжки прочли: сберегательную и партийную!
А мы ко всему привыкли, со всем соглашаемся. Да еще этому оправдание находим: