— О службе в больнице вместе с братом и дядей. Но дядя никогда не позволил бы мне работать, а скорее бы выдал меня замуж.

— Тебе знакомо чувство долга.

— Дядя говорил мне обратное.

— Он говорил тебе о долге перед твоей семьёй. О долге женщины: замужество, поддержание семейного очага, продолжение рода. Я же говорю тебе о долге перед твоей землёй и людьми, которые тебя окружают. Одну часть своего долга ты выполняешь — ты целитель. Но я предлагаю тебе большее: спасти сотни тысяч от страшной смерти. Почувствовать себя матерью всего мира.

Акме промолчала, внимательно глядя на царицу Авалара.

— А сейчас тебе пора идти, ночь темна, час поздний, тебе следует отдохнуть. Приходи ко мне. Я буду рассказывать тебе обо всём, что знаю, и научу всему, что умею сама.

Уже у входа Акме обернулась и спросила:

— Я всё равно не понимаю, что я должна сделать в Иркалле.

Провидица мудро улыбнулась и ответила:

— Пока ты в Кеосе, я научу тебя понимать.

Акме не нашла что ответить, да и не почувствовала в себе этого желания, сделала реверанс и вышла во тьму. В её голове вновь зазвучала песня аваларской царицы, но не зовущая, а успокаивающая. «И как всё это понять?» — раздражённо подумала девушка.

Услышав за собой шорох, Акме ускорилась, путаясь в полах плаща и длинной сорочки. Дыхание сбилось, душа похолодела от ужаса. Её преследовали агенты короля. Что они сделают с ней, когда поймают? Что скажет Трен? Что он подумает? Её выгонят из Кеоса?..

Треск сбоку заставил её резко остановиться и осветить сплошную стену леса, но кто-то обхватил её со спины и зажал рот. Светильник упал, а Акме замерла, от ужаса лишившись языка и мыслей.

— Кто ты и что делаешь здесь в это время?

Акме грубо развернули, сжимая её руки так, что она пискнула от боли, содрали капюшон с её головы, и в отблесках разбившейся лучины она узнала строгое лицо Гаральда.

— Акме! — изумлённо воскликнул он, рассматривая её широко распахнутыми глазами и всё ещё больно удерживая. — Ночью в лесу? У Провидицы?!

— Это преступление? — набравшись смелости, выдохнула она и тяжело взглянула на него, чтобы не выказать ни тени всепоглощающего страха и ни вздоха боли.

— Как вы вышли из дворца незамеченной?

— Можете отпустить меня. Обещаю, я не сбегу и не попытаюсь убить вас.

Он отпустил её, убрал пистолет и объяснил:

— Вам повезло — вы неприкосновенны. Иначе я отволок бы вас к государю.

— Подобное обращение с девушкой пристало каменотёсу, но не дворянину.

— А если эта девушка заговорщица или соглядатай?

— О Небо, Гаральд! Не там вы ищете заговорщиков.

— Признаюсь, менее всего я был готов увидеть вас в это время в этом месте.

— А что делает в таком месте и в такое время сын герцога? — ввернула Акме.

— Кто рассказал вам о моём родстве с герцогом? — на мгновение оцепенел Гаральд, а потом закатил глаза, усмехнулся и ответил. — Разумеется, Провидица.

— Что в этом такого? — удивилась девушка. — Есть какая-то проблема?

— Принято считать, что в Кеосе вам ничто не грозит, — тихо проговорил он, не ответив на её вопрос. — Но вы должны мне пообещать, что не будете более выходить ночью из дворца. Мы с герцогом отвечаем за вас головой.

Некоторое время они шли в тишине, нарушаемой лишь шорохом ночного ветра и звенящих листвой веток, которые отодвигал Гаральд, едва они появлялись на пути у Акме.

— Вы думали о том, чем займётесь, когда всё это кончится? — вдруг спросил он.

— Сложно сосредоточиться на этой мысли… ничего ещё даже не началось. Я не понимаю, насколько мы уходим и уйдём ли. Я надеюсь, эти события не помешают мне стать целителем и обосноваться где-нибудь подальше от Кибельмиды.

— Вы уже выбрали город? — голос Гаральда был вежлив.

— Я слышала — вновь отстраивается древний городок Хадира̀т, расположенный в самой юго-восточной точке Архея. Возводятся жилые дома, школы, больницы. Там нужны целители. Я бы пожила и поработала на берегу тёплого моря Тиамуль. Я была у моря всего однажды, но никогда не забуду этот золотой песок, мягкий шум волн, приятный ветер, запах солёного моря…

— Даже меня теперь потянуло на побережье, — в голосе Гаральда слышалась улыбка. — Вам было бы лучше поехать туда сразу, а не с нами в Иркаллу.

— С «нами»?!

— Я надеюсь войти в отряд, который вместе с вами отправится в подземелья Иркаллы.

— Вы же сами сказали, что это слишком опасно! — воскликнула Акме, остановившись. Что-то тёплое окутало душу.

— Да, придётся пройти через горы прошений и доказательств моей необходимости в пути, чтобы добиться разрешения отца и короля… Но эта кампания войдёт в историю, а я достаточно тщеславен, чтобы сложить голову во имя великого дела и остаться в истории если не факелом, то хотя бы искрой.

— Глупо так играться со своей жизнью, — прошептала Акме, по-детски надулась, отвернулась и пошла дальше, лишь бы не видеть омута этих всепоглощающих тёмных от ночи глаз.

— Вы идёте в Кунабулу, чтобы избавиться от влияния вашего дядюшки, я следую в Кунабулу, чтобы избавиться от той жизни, которой я жил все эти годы в Кеосе. Мы с вами очень похожи.

Оставшийся путь до дворца они проделали в напряжённом молчании от внезапно появившихся разногласий. Когда между деревьями начал проглядываться свет в окнах дворца, Гаральд остановился и тихо произнёс:

— Из дворца вы вышли не через главный вход. Я узна̀ю, где вы вышли и кто помог вам. Если нас увидят в столь позднее время вместе, да ещё за пределами дворца, это скомпрометирует и вас, и меня, мы рискуем стать жертвами необоснованного скандала. Я не провожал вас до дворца, вы не ходили к Провидице этой ночью, я вас не видел.

Акме кивнула.

— Доброй ночи, сударыня, — тихо произнёс Гаральд, спокойно смотря ей прямо в глаза.

Акме одарила его презрительным взглядом, развернулась и уже было направилась ко дворцу, но остановилась, обернулась и произнесла:

— Вы ошибаетесь, Гаральд: мы не похожи. Я бегу из своего дома, чтобы в свободе обрести себя независимо от того приведёт ли она меня к тихой мирной жизни или к славной смерти. Вы же убегаете от себя, чтобы попытаться обрести пустоту; стремитесь попасть туда, где не будет ваших страхов, но они будут всюду следовать за вами, пока вы не прогоните их. Доброй ночи!

Акме сделала реверанс, а когда выпрямилась, то увидела, как бешено сверкнули глаза Гаральда, а лицо превратилось