Шрифт:
Закладка:
В большой перерыв собрались нашей прожекторско-агитационной компанией в столовой. Прикинули, кто какую роль будет играть.
Михал Михалыча с нескрываемым удовольствием взял на себя Борщевский. Главная роль, это как раз его размерчик. Я попросил себе роль автора. Буду стоять в сторонке и комментировать представление. Женских ролей в сценках было много. Их будут делить между собой Маша и Светка.
— Получается, парни, на вас все остальные мужские роли, — обратился я к Лёхе и Виктору.
— Только этого не хватало, — проворчал Витька.
— Многовато, да, — безэмоционально поддержал его Лёха.
— Ну что вы, ребята! — начала уговаривать их рвавшаяся немедленно приступить к репетициям Маша. — Это же так интересно!
— Кому как, — недовольно буркнул Витя. — Мне вот всё это лицедейство совсем не по душе.
Он чувствовал себя явно не в своей тарелке.
— Ты же ещё не пробовал, — возразила ему Маша. — Тебе понравится. Помнишь сценку с директором завода из Японии? Вот представь, что ты это он, а я директор советского завода. Давай, начинай.
— Я директор японского станкостроительного завода, — послушно протянул руку Витька Маше.
— А я директор советского станкостроительного завода! — выразительно ответила Маша.
— У меня на заводе десять цехов, — так же бесцветно проговорил Витька.
— И у меня десять цехов.
— У меня на заводе работает три тысячи человек. — совершенно неубедительно играл роль японского директора завода Витька.
— И у меня три тысячи рабочих. — парировала ему Маша с энтузиазмом.
— У меня шесть инженеров.
Тут наступила моя очередь.
— Директор советского завода крепко призадумался. — начал я. — Если сказать, как есть, что у него на заводе двести инженеров, то нехорошо получится.
— А у меня семь инженеров. — кивнув мне, приняла эстафету Маша.
— На следующий день, — продолжил я по памяти говорить свою реплику, — директора заводов встретились снова. Японец выглядел очень плохо, не выспался, глаза красные.
— Послушайте. Я всю ночь не спал, — проговорил Витя слова японца. — всё думал, чем у вас седьмой инженер занимается?
Мы сидели за одним столом и переваривали услышанное. Получилось как-то вяло.
— Что-то не то… — первым нарушил общее молчание Борщевский.
— Интонаций мало, — заявила Маша. — Вить, ну что ты, как муха сонная?!
— Муха сонная? — обиделся Витька.
Зря она так. Мы все видели, с каким трудом ему далось то, что сейчас так в лёгкую раскритиковала Маша. Ну нет у человека таланта, или психологические блоки какие-то мешают… Бывает!
Но Витьку критика от любимой девушки сильно задела. Он встал из-за стола, и, никому ничего не сказав, ушёл из столовой. Нам с Лёхой пришлось поднос с посудой за ним убирать.
Маша насупилась. Светка сочувственно погладила её по плечу. Борщевский отнёс и свой и Машин подносы, и мы вышли из столовой. Маша, забыв попрощаться с нами, тоже ушла. А мы, переглянувшись между собой, остались стоять в растерянности.
— И что это сейчас было? — спросил я, глядя на Свету. — И часто у них так?
— При мне первый раз. Обычно всегда нежности телячьи… — пожала она плечами. — Я сама не поняла, чего он так разобиделся.
Мы с Лёхой пожали Кириллу руку и пошли со Светкой на пару. Похоже, Витька боится публичных выступлений. Есть такая фобия. Вспомнилось, что он с самого начала был не в восторге от Машиной затеи привлечь его к инициативе с агитбригадой. Он честно сегодня попробовал порепетировать сценку. Надо было его похвалить, поощрить. А не критиковать. Глядишь, и преодолел бы свои страхи. Но кто ж знал.
На оставшейся паре Витька сидел мрачнее тучи. Никто из нас его не трогал. Мы все рассудили, что вернёмся к этому вопросу позднее, сейчас явно не время.
***
Переговорный пункт недалеко от метро Щербаковская.
Галия вся извелась, пока её соединили с квартирой родителей. Она полночи не спала, всё готовилась к разговору с матерью. Потом на парах тоже нет-нет, да и начинала снова фантазировать, решая, что скажет, и что может услышать в ответ. Придумывала диалоги, обижалась, злилась и опять придумывала. Думала она и о том, что скажет отцу…
В переговорном пункте была очередь. Снова пришлось томиться в ожидании. Пашка помогал хоть немного расслабиться, сочувственно держа ее за руку, пока она изводила себя. Наконец, её пригласили в кабинку.
— Ало! — нетерпеливо сказала она в трубку.
— Ну привет. — услышала она голос брата на том конце провода.
От неожиданности Галия забыла всё, что придумала, пока к разговору готовилась. Про Марата она как-то забыла. Его в планах не было… Почему-то не ожидала, что трубку возьмёт именно брат.
— Как дела? — неожиданно для самой себя просто спросила она.
— Ох, даже и не спрашивай! Тут такие дела! — воскликнул Марат.
Глава 15
Москва
Глядя на сидящую в телефонной кабинке Галию, судорожно прижимающую к уху трубку, я понял, что новости у нее из дома так себе. На лице жены застыло тревожное выражение, глаза по пять копеек, а уж когда она аж рукой рот закрыла, выражая ужас, едва сдержался, чтобы в кабинку не вломиться. Тесно там, да и что толку, если я буду над душой стоять? Все равно ничего не слышно. Так что сидим, ждем.
Марат тем временем продолжал сбивчиво рассказывать новости сестре:
— Отец с матерью на моей памяти ни разу так еще не ссорились, — говорил он, — Я с тренировки как вернулся, они уже, похоже, пару часов скандалили и все не унимались. Отец как с цепи сорвался. Не понял до конца, что мать там натворила у вас в Москве, вроде они оба такие довольные вернулись. Все ж хорошо было! А утром я пришел, а тут такое… Про помаду какую-то отец все кричал. Что за помада, о чем речь?
— Мама помадой воротник Пашиной рубашки измазала, чтоб нас поссорить, — мрачно пояснила Галия.
Марат затих.
— Ты слушаешь? — спустя несколько секунд молчания Галия заволновалась, что связь прервалась.
— Жопа, — сдавленно ответил Марат. — Извини. Но, блин, какая же жопа!
— Да я сама в ужасе. Не хотела папе говорить, когда мы догадались, что это мама. Но и молчать про такое, сам понимаешь.
— Ну да, не вариант, — Марат вздохнул. — И главное, что она к ведунье этой своей опять пошла. Обещала же отцу, что завязала с этим. Клялась…
— Что теперь будет? Как думаешь? Они помирятся? — Галия не могла
