Кир, между тем, рассмеялся:

— Не, ну не в смысле, что мне тоже его любовь нужна, а что меня так, пожалуй, никто никогда не любил. И чем старше становлюсь, тем больше понимаю, что это дорогого стоит!

Я шмыгнула носом.

— Катька.

— Что, Катька?

— Катьку помнишь? Подруженцию мою институтскую? Которая с тобой на одной улице жила?

— Ну… Припоминаю.

— Ну вот, она. Она тебя боготворила.

— Пфф…

— Да серьёзно! Даже случай такой был, мы с ней в переделку одну попали, ну там… — Помолчала, прикидывая, рассказывать подробности или нет. Решила, что не надо. — В серьёзную, короче, и Катьке в живот кусок стекла воткнулся. Как нож. Кровищи столько было! Она реально умирала, а помощи вообще никакой. И вот я её уговариваю потерпеть, а она мне начинает про тебя задвигать, представляешь? Какой ты классный, и что я последняя дура, что тебя бросила. Она, оказывается, вообще весь год по тебе сохла, с первого взгляда, представляешь? А потом я у неё дома, в подушке, твой кулон нашла, помнишь, половинку сердца тебе дарила? Вот, её и нашла, и психанула, подумала, что у вас с Катькой что-то было. Поэтому и в клуб попёрлась, чтобы тебе отомстить, и уже там с Данькой случайно… Ну и закружилось всё, короче. А оказывается, ты вообще не приделах был! Это мне Катька уже при смерти призналась, что она в ту ночь действительно к тебе пришла, хотела совратить, а ты её бортанул. Представляешь, сама еле дышит, а всё тебя расписывает — какой ты хороший! А ты говоришь, никто тебя не до? смерти не любил! Катька любила!

Кир вдруг, запрокинув голову, беззвучно рассмеялся. Ошарашенно взъерошил волосы.

— Бортанул, значит? Так и сказала?

— Угу. Я вот думаю, а если бы я тогда, прежде чем бежать мстить, тебя из Италии дождалась и спросила напрямую, то, может, вообще по-другому бы всё сложилось, да? Как думаешь, у нас с тобой было будущее?

Он прекратил смеяться, задумчиво покачал головой.

— Думаю, нет.

— Почему? Не любил меня?

— Да даже не в этом дело. Просто, ты мне хотя и нравилась, но не давала, и поэтому я периодически тебе изменял. А в ту ночь, о которой ты говоришь, мы с Катькой вообще до утра кувыркались. Так что ни хрена я её не отшил.

— Ах ты… — у меня аж челюсть отвисла. Треснула его по плечу. — Ах ты гад!

— Да не то слово! — рассмеялся он. — Самовлюблённый кретин! Но тогда-то мне казалось, что то, что ты не даёшь, это реально веское оправдание для блядства. Думал, что как только сподобишься — так сразу завяжу с леваками. Но сейчас понимаю, что ни хрена бы я не завязал. Просто натура у меня такая — блядская. В отца, наверное. Поэтому я на Даныча всегда как на инопланетянина смотрел — вроде папаня у нас один, мать его тоже нехило гуляла, а он упёртый однолюб. Удивительно и даже как-то… вдохновляюще.

Я опустила голову. Может однолюб, а может, и нет. Беременную Сашу пока никто не отменял. И Кир словно услышал мои мысли. Приобнял дружески.

— Он тебе не изменяет, точно говорю. Знаю. Ему нет смысла врать мне.

— Но про ребёнка-то не сказал.

— Это совсем другое, он просто умолчал, потому что я и не спрашивал. А вообще, вы ребята, забавные, конечно. У вас до сих пор крыша друг от друга едет, а вы хернёй какой-то страдаете, вместо того чтобы просто кайфовать вместе.

Посидели, помолчали, думая каждый о своём.

— Ладно, я пойду, — поднялась я. — Прости, что припёрлась. И спасибо за терапию. Это было так… Профессионально!

Кир рассмеялся.

— Я же сам сказал — в любое время! — Пошёл за мной в прихожку, понаблюдал, как я обуваюсь. — Кстати, а что с Катькой-то? Выжила тогда?

— А, да, всё нормально. В Ростове где-то сейчас. И вроде бы даже не замужем. Поищи в Одноклассниках, если хочешь. Она там точно была.

Заказала на ресепшен «трезвого водителя», и уже через пятнадцать минут была дома. Так надеялась, что и Данила окажется там. Но нет, его не было. Позвонила ему — аппарат абонента выключен. Взволнованно колыхнулось сердце, но я, занимая голову и руки, уже набирала Никиту Сергеевича.

— Я прошу прощения, что так поздно… У вас есть какие-нибудь новости?

— Не страшно, не переживайте. Я как раз подбивал данные, которые удалось собрать к этому моменту.

— И… — сердце снова взволнованно затрепыхалось, но я упрямо выдохнула: — И что там?

И он рассказал, о том, что эта Саша давно уже замужем, что семья характеризуется, как крепкая, что сомнений в том, что беременность от мужа не возникает…

Свернувшись калачиком на диванчике в холле, я, как блаженная дурочка, улыбалась в пустоту. Господи, спасибо! Спасибо, спасибо, спасибо! Не оставь, Господи, поведи и дальше, дай нам уже разобраться со всем этим и оставить в прошлом! Пожалуйста, Господи, не оставь!

Очнулась от прикосновения, распахнула глаза… Данила обнимал мои колени, уткнувшись в них лицом — не дыша, благоговейно. Осторожно, словно боясь спугнуть, но так крепко, что не убежать, даже если захочешь. Но я и не хотела.

Опустила ладони ему на затылок, сжала пальцы, протягивая их по ежику волос, по крепкой шее и плечам. Млея от знакомого тепла и родных, до дрожи любимых изгибов. Он вскинул голову, в глазах удивление, неверие… и вместе с тем ошалелый восторг. Я улыбнулась:

— Привет…

Набросились друг на друга, как безумные. Долгий-долгий, глубокий, как вся наша бездонная любовь, поцелуй. Губы, языки, зубы, дыхание, вкус… — одно целое. Жаркое, жадное. Ненасытное.

Я пальцами по застёжке на его рубашке — он нетерпеливо перехватывает мои руки, сжимает в кулаках и дёргает, заставляя рвать ткань наживую… Стучат по полу пуговицы, я нетерпеливо тащу рубашку с напряжённых плеч, припадаю к ним губами, вожделенно и пошло веду языком… Солёные. Тренировался, сволочь. Моя любимая, непробиваемая сволочь, когда же ты уже напацанячишься? Надеюсь, что никогда…

Он пальцами в мои волосы, смял, потянул голову назад, вгрызаясь поцелуем в шею. О-о-о-ох… Засос? Вот гад! Смеюсь от восторга, и впиваюсь когтями в его спину, волоку борозды до самой поясницы… Он возбуждённо рычит:

— Чёрт, Маринка… Чёрт, чёрт…

Агрессивно тащит с меня блузу, следом юбку, одновременно скользящим движением каменного члена по бедру, давая почувствовать, как трещат уже его брюки.

Пока я стаскиваю их с него, он отшвыривает к чертям мой лифчик. Я дразню, делая вид, что хочу прикрыть грудь, он перехватывает мои запястья, ведёт за спину. Я сопротивляюсь — на полном серьёзе, изо всех сил… И почти кончаю от одной только железной мощи его рук и наглости впившихся в сосок губ. Как же мне этого не хватало! Силы быстро кончаются, я сдаюсь, безвольно расслабляясь, подчиняясь, отдаваясь его власти и праву победившего…

— Слабачка, — с усмешкой выдыхает от мне в губы и усаживает верхом на себя.